Пятеро на леднике

— А то подплыла раз бакенщица, знаменитая в тех местах баба. Здоровая тетка, красивая. У этой в лодке под брезентом уже бутылки заготовлены, холодненькие — в воде. Тут разговор еще короче — тук-тук-тук, отплывает женщина с маленькой связочкой. В карманах у нас позванивает, а на душе у меня неладно, будто меду объелся. Руководил всеми данными операциями крепкий дядя, мастер Ипат Устинович, из заволжских староверов, по прозвищу Пломба. Плывем мы дружно и согласованно. Приплываем в порт назначения, сдаем плот досрочно. Нам выплачивают премиальные, начинаем гулять. На другой день — тук-тук-тук, является красный околыш. Проверочка, расследование. Преступление и наказание. Ипат Пломба говорит мне:

«Учти, ты ничего не видал, ничего не слыхал».

«Извините, — отвечаю. — У меня есть глаза и уши».

«Неужели ж ты такой глупой праведник?..» — И Пломба волосатой рукой берет меня за грудки.

«Не этого я искал и жаждал, — отвечаю, — противно мне».

«Смотри, собой жертвуешь, — говорит Пломба. — Дурак ты, одиночка!»

Вызывает нас; следователь… Все подопечные дружки Пломбы говорят в один голос, что не было никакого злоумышления, а была случайная потеря стволов по техническим причинам: штормы, дескать, волнения. Я один излагаю действительные факты. Дело запутывается. Ипат Пломба и его дружки устраивают мне темную. Прокурор нам делает внушение и гасит дело денежным штрафом. Отделались легким испугом и тяжелой моральной травмой. Неверный, ошибочный путь… Только я тебе признаюсь, хуже темной были угрызения… — говорит Леня насмешливо. — Такие, накатили угрызения, скажу тебе, не дай бог… Когда вдумался, ведь какая механика получается? Деньги я брал, хоть и противно было. Брал, думал — обойдется. Совесть — она страшнее красного околыша! Когда товарищ закон в лице милиции появился, я ему даже обрадовался, будто родной маме… Знаешь, когда в лесу заплутаешься, и вдруг — свет… И тяжело подумать: не приди околыш, неужели я так и ушел бы с деньгами этими? Чудом мы спаслись, не сели: тоже дело темноватое, ведь Пломба замял всю историю — уж не знаю как… Вернулся я домой побитый и растерянный, не вижу ни в чем смысла. Нахожусь в промежуточном состоянии. Поманила вольная жизнь на плоту, а вышло кривое дело! Как дальше-то быть?

Глаза Лени вопрошают меня вполне искренне, я понимаю, что он мне симпатичен из-за этой своей невольной честности.

Мы с Леней останавливаемся против стеклянной освещенной стены кафе «Рекорд». Леня сумрачно поглядывает за стекло, где ухает музыка и проплывают в своих коронах официантки. В «Рекорде» работает официанткой жена Лени. Ей восемнадцать лет. Женаты они всего четвертый месяц. Он приходит встречать ее после работы к десяти вечера. Мне кажется, он волнуется и ревнует. Сегодня Леня пришел в кафе раньше и явно недоволен собой. Пошарив по залу глазами, он отворачивается и говорит, будто бы зевая:

— Приехал домой, а тут оно и подкатило — любовь! Тоже, скажу тебе, сложная материя! Влюбились мы друг в друга до ужаса! А она работает официанткой после десятого класса — очень смущающий факт!

Мы прогулочной походкой продвигаемся дальше по тротуару, но Леня все оглядывается, потому что сзади у дверей кафе останавливаются две легковые и какие-то тощие юноши крикливо требуют у швейцара пустить их всех сразу, этакие зеленые гуляки, которым в это время спать положено.

Мы уходим дальше, в тихую темноту, и Леня говорит рассеянно:

— Значит… поженились мы с Люсей. Обзаводиться надо семейным хозяйством. Да что же делать? Какой работой заняться? Решил я посоветоваться с дедом. Уникальный старик, реликвия. Восемьдесят семь лет — не шутка, а? Во-вторых, он бывший боцман с «Корейца», с того самого, который вместе с «Варягом». На фотографии дед с боцманской дудкой, усы кольцом, а до революции держал табачную лавочку, прогорел, стал монтером и сорок лет проработал в трамвайном депо. Всю жизнь себя оберегал, копил копейку, — видно, лавочник в нем таился… Спрашиваю деда: «Как жить?» Отвечает: «Жить надо правильно: жениться, ночевать всегда дома, соблюдать спокойствие и достаток».

«А если случится общий катаклизм?»

«Слова такого не знаю, но держись своего курса, не поддавайся нерву. Не лезь туда, где голову оторвут».

Я слушаю, а сам думаю: «Темнишь, дедок, упрощаешь теорему».

И отвечаю: «У меня есть задача — смысл жизни найти. Собственноручно, по своей инициативе».

А он свое: «Женился, вот тебе и смысл! Детей заводи, старайся об том, чтоб в доме был достаток».

Я спрашиваю: «А откуда же мне добывать достаток?»

«Глаз надо иметь, — говорит дедушка. — И соображение. У нас моторная лодка, и у Кости моторная лодка. Наша лодочка стоит, а Костька в воскресенье людей возит на Казаний остров, на пляж. Рейс сделал — пятнадцать минут — рублик!»