Пятиозерье

А у Обушко, тертого калача, отчетность всегда пребывала в идеальном порядке и ни одна проверка никогда не обнаруживала недостач подотчетных ценностей... Да и то сказать, в подпольные Корейко он не метил, всю жизнь брал по чину, и в результате благополучно избежал как тюремных нар, так и, уже в рыночные времена, карьеры нового русского.

Спокойная жизнь в «Варяге» Павлу Федоровичу нравилась главным образом из-за того, что окружали его здесь люди молодые, реже среднего возраста, — общество сверстников, где любимыми темами разговоров служили свои и чужие болезни да прибавки к пенсии, Обушко тихо ненавидел.

Единственной потерей, о которой сожалел завхоз, вернувшись к трудовой деятельности, стало огородничество на шести сотках — пристрастился за годы пенсионерского житья. Сотки, конечно, никуда не делись, но на беду участок Павла Федоровича снебольшим аккуратным домиком находился в сотне километров к югу от Петербурга. «Варяг» — чуть ближе. Но к северу.

До родных грядок удавалось добраться только в сентябре, после окончания сезона в лагере — как раз все поспевало и работы было невпроворот, но три долгих месяца Обушко тосковал по утраченному хобби.

И на третье свое лето в «Варяге» завхоз-огородник не выдержал. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стал универсальный мотоблок. Сей агрегат привез откуда-то Горловой в качестве шефской помощи (а может, какой-нибудь папаша расплатился таким образом за пребывание чада в течение пары смен в лагере — бартер путевок начальник практиковал широко).

Сверкающая никелем и яркой краской заморская игрушка с кучей насадок и приспособлений чего только не делала: пахала, рыхлила и культивировала; качала воду и пилила дрова; косила сено и легко возила увесистый прицеп...

Вернее, все эти разнообразнейшие вещи мотоблок мог выполнять потенциально, на деле Степаныч заводил «Ранчера» лишь несколько раз в сезон — подстричь газоны или напилить дров для душевой (котельную, работающую на угле, запускали редко, если август выдавался холодным).

А Федор Павлович мечтал применить чудо заморской техники по прямому назначению — и этой весной он распахал-таки мотоблоком небольшую, на пару соток, укромную полянку неподалеку от лагеря.

Мини-плантацию надежно укрывали от посторонних глаз густо росшие молодьа березы и рябины, к тому же лежала она в стороне от натоптанных троп и дорожек, и завхоз надеялся, что с внеплановыми визитами молодого поколения проблем не возникнет. Их и не возникало — до тех пор, пока не начал поспевать урожай.

Тогда проблемы появились.

05 августа, 14:36, ДОЛ «Варяг», комната физрука Закревского

Вот, значит, как. Вспомнили. Опять труба зовет... Только зов ее звучит фальшиво для обманутых не раз ушей.

Леша Закревский вынул из-под панцирной койки коричневый чемодан, наверняка помнивший семилетку и совнархозы, и стал возиться с замком — тот опять заклинился, имелась у этой железяки такая нехорошая привычка...

Вот оно как... Всех, значит, в ряды... Всех, кто из рядов разбежался. Послужите уж еще раз, ребята. А то беда — совсем воинов не осталось. У общечеловеческих ценностей тоже, оказывается, враги есть — а защищать их некому. Некому тех врагов по сортирам мочить... И воинов учить некому. Что десять лет растили — то и получили. Худосочных виртуально-компьютерных альтернативщиков, которым милее выносить вонючие утки, чем защищать кого-то и что-то...

Замок лязгнул, чемодан раскрылся. Новенькая, ненадеванная тельняшка. Берет. Аккуратно сложенный камуфляж. Старший лейтенант ВДВ. На груди — пара официальных к чего-то-там годовщинам медалек и серебряный казачий крест — за Боснию.

Вот так. Думал — не понадобится. Думал — все, отвоевался. Даже второго августа не доставал. Когда новый всенародно избранный звал в ряды (эх, замочим по сортирам!) и сулил великие деньги контрактникам — не пошел, не поверил, сколько же можно верить... И грустно смотрел по ящику на очереди у ворот в/ч за кровно (нет — кровью!) заработанными... Очереди опять поверивших.

Не пошел... Но война догнала и здесь. Пусть игрушечная. Ладно. Поиграем. Повоюем.

Пошляк и циник Закревский пока еще не осознал одну простую вещь: он поверил.

Опять — поверил. Потому что хотел верить...

В дверь постучали. Негромко, но уверенно.

— Не заперто, входите, — откликнулся Леша. Вошел Тамерлан.

— Привет, — сказал Закревский, ничуть не удивившись. К нему часто заходили ребята — посидеть, поболтать.

— Привет. Меня зовут Тамерлан.

— А меня Алексей. — Он протянул руку. Пожатие худощавого мальчишки оказалось неожиданно сильным. — Присаживайся. Стульями не богат, садись на койку, хоть на службе и не принято... Новенький?

Тамерлан молча кивнул, сел. Потом спросил, показав на лежащую рядом форму:

— На войну?

— Не совсем... Будем вас, пацанов, учить воинскому делу.

— Воинскому... Убивать других и ждать, когда убьют тебя...