Пятнадцать часов

— Гришен, я хочу, чтобы ты связался со ставкой, — услышал он голос сержанта. — Доложи им со всей возможной определенностью, что сектор 1–13 не находится в руках орков! Дай им понять, что мы будем крайне обязаны, если они внесут соответствующие изменения в свои тактические карты. Да, и вот еще… Попробуй также связаться по воксу с батарейным командованием… Узнай, не будут ли они столь любезны, чтобы воздержаться в будущем от изданий приказов стрелять по нам. Это, конечно, скорее всего, не сработает, но должны же мы хотя бы сделать вид, что верим в то, что люди, которым поручено вести эту войну, имеют о ней хоть какое-то представление!

Интерлюдия

Что наверху, то и внизу, или Гроссмаршал Керчан и гений командования

По любым принятым в военной науке критериям война шла из рук вон плохо.

Сидя мрачнее тучи на очередном бесконечном совещании высшего командного состава, его превосходительство гроссмаршал Тирнас Керчан, герой Варентийской кампании и верховный главнокомандующий (всех родов войск) наиславнейших армий Императора в Брушероке, рассмотрев все факты, которые в тот день довели до его сведения подчиненные, не смог найти ничего, что могло бы его порадовать. Прошло уже без малого два часа, как он со своего места во главе длинного стола в Центральном зале совещаний номер один был вынужден слушать, как его командиры один за другим громко зачитывают перед собранием ставки последние доклады о положении дел на фронте. И во всех этих докладах, как и на одутловатых лицемерных лицах докладчиков, ясно просматривалось одно очевидное, отчаянное желание переложить всю вину и ответственность за свои неудачи на других, тогда как, по сути, речь каждого из них сводилась к одному и тому же.

Они проигрывали войну.

— Гроссмаршал!.. — услышал он шепот сидящего с ним рядом адъютанта полковника Влина, который, нагнувшись к его уху, неожиданно прервал ход его мыслей.

Отвлекшись от своих невеселых раздумий, гроссмаршал вдруг понял, что давно уже перестал следить за ходом совещания. Подняв взгляд, он увидел, что глаза всех сидящих за столом направлены в его сторону и что каждый из присутствующих нервно ожидает его реакции по существу последнего доклада. Тщетно пытаясь вспомнить имя стоящего перед ним офицера — того самого, который только что докладывал, — Керчан несколько мгновений пребывал в замешательстве.

— Да, хорошо… Очень хорошо, — пробурчал он себе под нос, но тут же ловко вышел из затруднительного положения: — Очень убедительно и сжато… Превосходный анализ сложившейся ситуации, генерал… э…

— Дюшан, — произнес Влин вполголоса, одновременно как бы невзначай подняв стопку бумаг до уровня губ, тем самым маскируя свою подсказку.

— Да… генерал Дюшан, — повторил за ним гроссмаршал и, повернувшись в сторону обсуждаемого офицера, слегка кивнул тому в знак одобрения. — Ваша оценка положения дел на фронте будет отмечена должным образом.

С явным облегчением на лице похожий на хорька Дюшан едва не просиял от такой похвалы и, в глубоком поклоне выразив начальству свою признательность, весь надувшись от гордости, вновь уселся на свое место.

«Нет, вы только на него посмотрите, — с горечью подумал гроссмаршал. — Этот человек явно идиот! И едва ли он здесь такой один. Да я просто окружен идиотами! Похоже, весь этот проклятый город, от генерала до последнего рядового, набит трусами, идиотами и прожектерами!»

На какое-то мгновение гроссмаршалу даже пришла в голову шальная мысль, а не лучше ли ему примерно наказать Дюшана? Прямо здесь и сейчас развенчать его перед всеми? Отдать приказ о его аресте, так чтобы он предстал перед военным трибуналом по обвинению в некомпетентности? «Пусть на время, но это могло бы вселить в остальных ужас перед Императором, — размышлял он. — Заставить их держать при себе свои идиотские идеи из страха, что и они могут столкнуться с тем же самым!» Однако какой бы заманчивой ни была для него эта идея, он все же вынужден был ее отбросить. В конце концов, он ведь только что прилюдно похвалил этого человека! Если бы он так быстро пошел на попятную, то неизбежно показал бы себя нерешительным и непоследовательным руководителем. Нравится ему это или нет, но по меньшей мере в этот день идиот Дюшан никак не может подлежать аресту, почти столь же неуязвимый для гроссмаршала, как тело какого-нибудь имперского святого. Теперь это уже был вопрос поддержания уважения ко всей командной цепочке. Раз уж гроссмаршал Керчан огласил свое мнение о человеке, никаких других суждений на этот счет быть уже не могло.