Пятница, когда раввин заспался

- Вот что, рабби, позвольте преподать вам урок полицейской работы. В больших городах существует так называемый постоянный уголовный контингент, ответственный за большинство преступлений, с которыми приходится иметь дело полиции. Как же полиция держит этих людей в узде? В основном при помощи осведомителей. В таких городках, как наш, уголовного контингента не бывает. Есть несколько отпетых смутьянов, вот и все. Тем не менее, и мы прибегаем к услугам осведомителей, чтобы не упускать нитей. Метода одна и та же, только наши осведомители работают не за деньги. Это просто сплетники, к которым мы внимательно прислушиваемся. О том, что творится в вашем храме, мне известно почти столько же, сколько вам. На сегодняшнем заседании присутствовало около сорока человек. Вернувшись домой, они рассказали все своим женам. Думаете, в таком городке, как наш, можно сохранить тайну, в которую посвящены восемьдесят человек? Особенно, если это, по сути дела, и не тайна. В нашем храме, рабби, мы решаем такие вопросы куда толковее. У нас слово священника - закон.

- Разве священник настолько лучше любого из вас? - спросил раввин.

- Обычно священник - славный малый. Большинство профанов отсеивается в ходе отбора. Конечно, и среди духовенства попадаются первостатейные дураки, но дело не в них, а в том, что, если вам нужна дисциплина, значит, нужен и человек, чей авторитет вне всякого сомнения.

- Полагаю, в этом и заключается разница между двумя системами, рассудил раввин. - Мы поощряем сомнения и вопросы.

- Даже в том, что касается веры?

- Вера требует от нас совсем немногого. Признать существование всемогущего, всеведущего и вездесущего господа. Но даже эту малость не возбраняется подвергать сомнению. Мы лишь считаем, что эти сомнения никуда не приводят. Однако в нашей вере не существует постулатов, под которыми обязаны подписываться все. Например, когда меня посвящали в духовный сан, я не отвечал ни на какие вопросы о своих убеждениях и не приносил никаких клятв.

- Вы хотите сказать, что так и не посвящены?

- Лишь в той мере, в какой сам считаю себя посвященным.

- Чем же тогда вы отличаетесь от вашей паствы?

Раввин рассмеялся.

- Во-первых, они - не моя паства, хотя бы в том смысле, что они не находятся под моей опекой, и я не отвечаю перед богом за их безопасность и поведение. По сути дела, у меня нет никаких обязанностей и льгот, которых не имеет любой мой прихожанин мужеска пола старше тринадцати лет. Считается, что я отличаюсь от прихожан лишь постольку, поскольку якобы лучше знаю закон и нашу традицию. Вот и все.

- Но вы возглавляете молебны... - Лэниган умолк, увидев, как гость качает головой.

- Это может делать любой взрослый мужчина. Во время службы мы нередко предоставляем эту честь чужаку, которому случится забрести в храм, или прихожанину, нечасто бывающему на богослужениях.

- Но вы благословляете, посещаете недужных, жените, отпеваете...

- Женю, но лишь потому, что уполномочен гражданскими властями. Посещаю больных, но это почетный долг всех людей. Разумеется, я хожу к ним, причем в немалой степени - с легкой руки католических и протестантских священников. Даже благословлять прихожан - задача тех из них, кто ведет свой род от Аарона. Мы заимствовали этот обычай у ортодоксов. В консервативных храмах вроде нашего равин, благословляющий прихожан, присваивает себе чужую привилегию.

- Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что вас нельзя назвать носителем сана, - задумчиво проговорил Лэниган. Потом ему в голову пришла новая мысль. - Но как же тогда вы держите в узде своих прихожан?

Раввин печально улыбнулся.

- Похоже, это у меня не очень получается.

- Я не это имел в виду. Я говорю не о ваших нынешних затруднениях. Как вам удается уберечь их от греха?

- Вас интересует, как работает система? Полагаю, сообщая каждому чувство ответственности за его действия.

- Свобода воли? У нас это тоже есть.

- Конечно. Только наша свобода воли немного другая. В вашей вере свобода воли сочетается с помощью оступившимся. У вас есть священники, внемлющие исповедям и отпускающие грехи. Вы имеете целый сонм святых, заступников за грешника. Наконец, у вас есть Чистилище, нечто вроде второго шанса. Можно добавить, что к вашим услугам рай и ад, которые помогают исправлять ошибки в земной жизни. У евреев второго шанса нет. Добрые дела мы должны вершить на земле, в этой жизни. А поскольку никто не делит с нами эту ношу и не вступается за нас, мы должны делать все сами.

- Разве евреи не верят в рай и загробную жизнь?

- В общем, нет, - ответил раввин. - Разумеется, наша вера поддавалась внешним влияниям, как и ваша. В нашей истории бывали времена, когда идея загробной жизни пускала корни, но даже тогда мы понимали её по-своему. Загробная жизнь для нас - это земная жизнь наших детей, наше наследие и людская память о нас.

- Стало быть, если в земной жизни человек процветает, богатеет и веселится, но при этом творит зло, оно сходит ему с рук? - подала голос миссис Лэниган.

Раввин повернулся к ней, гадая, не вызван ли её вопрос каким-то личными переживаниями.