Пятница, Кольцевая

Дочь развернулась и побежала назад, к отелю. Она неуклюже взрывала песок унтами, руки нелепо метались в стороны. Мать была уверена, что в эти секунды девушка всхлипывает и проклинает ее, но бросаться вдогонку не стала. Она была сыта по горло и этими жалкими страстями, и этим неумением себя обуздать. Судьба с любовью ложится к ногам ее дочери, выводя ее из любовного тумана, а та руками и ногами отталкивает бесценный дар, да еще и причитает при этом. Эта дурочка убеждена, что ее лишили любви! Но ведь взамен ее ждут долгие светлые годы с другим человеком, который обязательно встретится на пути; с ровесником, не отягощенным проблемами и комплексами всей предшествующей жизни. Она еще этого, конечно не осознает, но придет время — осознает и будет счастлива, что столько-то лет назад не сделала шага в беду. А когда-нибудь осознает и то, какое это счастье — быть просто молодой и здоровой и стоять зимой на пляже, любуясь белыми лебедями, а не рваться душой за тридевять земель в непроходимые дебри запутанных отношений. Да, она непременно осознает, какое это счастье — покой в душе!

Не добежав до отеля, дочь остановилась. Она уставилась на что-то, что было скрыто от матери стеной здания, и мать поспешно двинулась в том же направлении. Идти пришлось недолго. Вскоре из-за угла показалось то, что выглядело еще более невероятным на пляже, чем их горнолыжные костюмы. Инвалидная коляска. Когда мать, у которой при этом зрелище захолонуло сердце, подошла поближе, она увидела, что сидевший в коляске человек на самом деле еще ребенок — точнее, подросток, не старше ее дочери. Девочка.

Она напоминала безжизненно-белый стебель травы, каким он бывает, если вдруг прорастет без солнца под камнем или упавшим древесным стволом. В лице ее не было ни единой краски, даже глаза казались бесцветными, а губы едва выделялись тонкой бледно-лиловой полосой. И словно единственное проявление жизни в этом существе — ее тускло-серые волосы были украшены многочисленными заколками в виде бабочек. Вот вам и бабочка, которая никогда не взлетит — намертво пришпилена к своему инвалидному насесту.

Дочь, точно остановленная чьей-то властной рукой, не двигалась с места, глядя на это воплощение несчастья. Девочка не отвечала ей взглядом — она наблюдала за подступающим и отступающим от них морем.

Мать заметила, что со стороны отеля к инвалидной коляске быстро шагает одна из горничных. Только сейчас ей стало ясно, почему лицо этой женщины, еще, в сущности, молодое, удивляло своей безжизненной изможденностью: из нее вытягивала силы беда. А у беды не было просвета: за этой женщиной и ее ребенком не прилетит ни один спасительный самолет, и их туману не суждено рассеяться.

Подойдя к инвалидной коляске, горничная обменялась с парализованной дочерью несколькими словами, и мать услышала имя девочки — Здрава. Этот жуткий контраст словно качнул внутри ее незримый колокол, и от удара содрогнулась душа. Затем она увидела, как горничная берется за ручки коляски и с трудом, наваливаясь всем весом, толкает ее по песку чуть дальше, за ограду пустующего кафе, туда, где чужое горе никому не попадется на глаза.

— Пойдем, — сказала мать, подходя и трогая свою здоровую дочь за плечо. — Нехорошо ее так разглядывать.

Вся вторая половина дня прошла, словно придавленная тяжестью этой встречи. Дочь не вступала более с матерью ни в какие перепалки и не звонила в Москву. В холле гостиницы она купила несколько российских газет и сейчас листала их со странной сосредоточенностью на лице. Мать же бродила по отелю, стучась в номера знакомых, пытаясь узнать последние новости, но время и впрямь как будто замерло для них: аэропорт по-прежнему в тумане, самолета нет, информации нет. После всех своих бесплодных хождений, стоя на лоджии в номере, мать краем глаза наблюдала за дочерью, уткнувшейся в газетные колонки. Не желая себе в том признаваться, она испытывала удовлетворение, видя девушку смирившейся и затихшей. Наконец-то ее девочка поняла… Да, несомненно, она поняла, что терзания еще никого и никогда не доводили до добра. Склоняя голову перед судьбой и благодаря за то, что имеешь, ты получаешь единственное, что может противостоять этой непроглядной белесой мгле, — покой. Светлый, пронизанный солнцем покой, когда у тебя вдруг открываются глаза на красоту и радость, на небо и лебедей, а кипяток в душе остывает и превращается в мерно плещущийся прибой. Ровный и верный, как биение здорового сердца.

Покой… Стоит лишь произнести это слово, и перед глазами встает безмятежность водной глади. Покой… словно кто-то провел, утешая, ладонью по твоим волосам. Покой… И враз под ногами вырастает опора взамен бесконечно обманчивых песка и снега. Покой… Мать глубоко вздохнула, утверждаясь в своих мыслях. Да. Она выбирает покой. А чувства… Что ж, это возрастное, этим надо переболеть. И похоже, ее девочка уже на пути к выздоровлению.