На первом этаже с нетерпением поджидала по-родственному улыбающаяся консьержка. Оказывается, она созвонилась с дочерью, и ее Светланка вспомнила, как в детстве лазила по деревьям вместе с Женей Орловой из седьмой квартиры. Светланка передавала Женечке огромный привет и просила узнать, как сложилась ее личная жизнь. Светланке не обломилось: лишенная такого предрассудка, как почтение к сединам, Швыркова резко перекрыла фонтан вопросов, похлопав по плечу тарахтящую консьержку:
— Скажи лучше, за сколько эти рыжие квартиру продали? Тысяч за триста, за четыреста? Почем здесь метр, не знаешь?
Обалдевшая старушенция застыла с открытым ртом. Пошла красными пятнами и, не без оснований разозлившись, смерила Анжелку ядовитым взглядом:
— Может, и знаю, да тебе не скажу. Все одно, у тебя порток не хватит, чтоб у нас квартиры покупать!
Швыркова, само собой, не осталась в долгу: передразнив ехидно сощурившуюся бабульку, отодвинула ее в сторону и походкой дочери Ротшильда направилась к выходу:
— Подумаешь, Версаль! Да я, если захочу, весь твой дом могу купить!
Округлившиеся глазки в растерянности уставились на другую девчонку.
— Извините, пожалуйста, Ольга Петровна! Спасибо вам большое, до свидания.
Возле подъезда свирепая крошка зло плевала на бумажные носовые платки и вытирала ими испачканные в побелке кроссовки.
— Прям удряпалась вся в этом чертовом доме! И эта еще дура старая! Чего я такого особенного спросила? Мы с матерью все время отцу как бы на мозги капаем, чтоб он в Москве квартиру купил. Я потому с тобой и пошла. Думала, может, твоя коммуналка продается. Место престижное, но ваще — барахло! Кто сейчас в таких домах живет? Теперь другое качество жизни. Вон, у Кристинки в доме — и фитнес, и бассейн, и супермаркет. Подземная парковка. Подъехал, кинул ключи охраннику — и привет! И квартира твоя дурацкая. Комнаты здоровые, а перепланировку не сделаешь. Если только все сломать.
Возражать Швырковой было абсолютно бессмысленно: спорить можно лишь с единомышленниками, по частным вопросам. Только где они, эти единомышленники? После Анжелкиных заявлений, как случалось уже не раз, собственные представления об окружающем мире показались наивными до смешного и со всей отчетливостью стало ясно очевидное: бабушкину квартиру, конечно же, купили никакие не хранители старины и не поклонники русского модерна, а обыкновенные швырковы анжелы и иже с ними. Публика со стандартным, каталожным мышлением, с другим качеством жизни, и, поскольку они уверены, что жизнь началась с их приходом, а прошлого не существует, им ничего не жалко. Древние стены они снесут, лепнину собьют, оконные переплеты вырвут с корнем. Не исключено, что какая-нибудь новоявленная мадам решит украсить свои апартаменты коринфскими колоннами или соорудит в гостиной с туманным окном-эркером «улетную» барную стойку.
— Таньк, давай быстрей! Через десять минут кино начинается! Представляешь, она в него влюбилась, а он ей оказался как бы родной брат! Чего теперь будет? Жуть!
Противно было не то что разговаривать, но даже идти рядом с Анжелкой, которая могла бы, если уж ей так не понравилась «твоя коммуналка», по крайней мере, тактично промолчать, однако она не пожелала молчать… Что ж, долг платежом красен!
— Сильно не переживай, Анжелк! Твоя Паула — приемная дочь. Благородным сеньорам Родригес ее подкинула горничная с соседней фазенды, которую полюбил богатый и знатный кабальеро. Дон Фернандо Поганец.
— Там как бы и не было никакой горничной? И этого… богатого?
По-дебильному вытянувшаяся физиономия доставила экс-квартирантке, окончательно утвердившейся в мысли наконец-то прервать свои мезальянсные отношения с нахалкой Швырковой и в ближайшую субботу уехать к Жеке, просто несказанное удовольствие.
— Горничная, Анжелк, буль-буль! Не в силах пережить разлуку с малюткой Паулой Хуанита утопилась в Амазонке. А Фернандо — в беспамятстве. Кабальеро безумно любил Хуаниту, но его родители, воспротивившись неравному браку, оболгали бедняжку. Потрясенный изменой возлюбленной, он умчался в горы. Горный воздух отрезвил Фернандо, он решил вернуться, чтобы поговорить с Хуанитой, но — надо же случиться такому несчастью! — загнанная лошадь оступилась, кабальеро ухнулся с Кордильеров и…
— Ой, не рассказывай дальше! Неинтересно будет! — Анжелка помчалась бегом. Что и требовалось доказать! Память предков была отомщена…
За дверью надрывался телефон.
— Небось, Сережка! Прям не даст кино посмотреть! Скажи ему, что меня как бы нет. Пусть через час перезвонит.
— С какой стати я должна его обманывать? Сама с ним и разбирайся.
Швыркова засела у телика с батоном «Брауншвейгской» колбасы и пакетом сока, а телефон зазвонил снова. Для застенчивого Сережки количества звонков было явно многовато, поэтому, несмотря на волчий аппетит, пришлось убавить газ под кастрюлькой с закипающими пельменями.
— Алло! Слушаю.
— Танюшечка, это я.
Внутри все похолодело — настолько необычно отозвалась Жека.
— Что случилось, теть Жень?
— Танечка, Инуся не смогла тебе дозвониться. Ты только не плачь! Умерла Бабвера.
6