Читаем Пятое время года полностью

Не калека, а веселый кузнечик, Жека поскакала к себе, тут же прискакала обратно, включила верхний свет и протянула открытку с кремлевскими курантами и С Новым, 1980 годом! Однако прочесть не дала, отдернула руку.

— Погодь! Даю предвариловку. Да будет молодежи известно, к этому самому восьмидесятому году Хрущев грозился построить нам коммунизьм. Так вот, как раз накануне коммунизьма приперся мой Бориска домой со здоровенным букетом. В бумаге, в газетах. Вроде мороз — сдохнуть можно. И открыточку к букету привязал. Все как у порядочных. На открытку я, естественно, ноль внимания, понеслась ставить цветы. Обрадовалась, дурища! А как не обрадоваться? Сказать по-честному, досель мой скупердяистый муженек меня букетами особо не баловал. В общем, разворачиваю я газеты, а там… Вот отгадай, подруга, чего там было? Слабо?.. Веник! Как будто я Баба-Яга! Размахнулась я этим веником: ах ты паразит! А Борька — шасть в сортир, заперся и гогочет: Джейн, ты чего, оборзела? Это же страшный дефицит! Прочти мои гениальные строки… Щас, Танюх, я тебе зачту. Значица так: Борис Орлов-Соловейчик «Помело для Женевьевы». Сонет.


Роз нема, нема и денег.

Фиг с ним! Купим милой веник.

Ветер воет, пурга свищет,

Борька бабе веник ищет.

Околел совсем чувак:

Мать вашу так!

На подходе к коммунизму

Не разыщешь даже клизму!


Очевидно, надо было жить в ту эпоху, знать реалии и самого поэта Орлова-Соловейчика, чтобы расхохотаться так заливисто, от всей души, как Жека. Позавидуешь!

— Теть Жень, почему применительно к дяде Боре вы всегда используете только негативные эпитеты? Мне кажется, он человек с неплохим чувством юмора. Наверняка вам с ним было очень весело.

— Не то слово! Не, поприкалываться, похохотать — это без проблем. Лишь бы ни черта не делать. Такой был сибарит, загреби его в пыль! Я вот оклемаюсь малость, подкоплю баксов и смотаюсь провентилирую, какими такими трудовыми подвигами потряс Соединенные Штаты Америки мой Борис Моисеич. Не хило ведь устроился! В доме с четырьмя спальнями! Но, думаю, и Америке не сильно обломилось. Бориску голыми руками не возьмешь! Небось, это его Рая пашет там, как слон, а Соловейчик на лужайке зернышки клюет, прохлаждается. В полной нирване… — Томно потянувшись с полузакрытыми глазами, Жека изобразила, как классно проводит время дядя Боря в окрестностях Нью-Йорка, встрепенулась, и ее лицо приняло совсем иное, шутливо-самодовольное выражение. — Зато у моего Борьки были такие скрытые достоинства! Ну, о-о-очень большие! А на определенном жизненном отрезке это немаловажный фактор. В общем, есть об чем вспомнить на старости лет… Ладно, пойдем-ка взбодримся, подруга. Рванем чайку по маленькой! С больничными конфетками. Петрович сегодня был не в форме и сожрал всего полкоробки.

— Вы же знаете, я не ем больничных конфет.

— Пойдем, пойдем, моралистка ты наша! Не хошь конфет, тогда рискнем, попробуем Гарибальдова заделья.

Заделье оказалось вполне съедобным, но Жека, с ее упорным неприятием «Надькиного деда», лизнув с кончика ложки, сморщилась, сплюнула в раковину:

— Тьфу! Только добро перевел, паразит! — и попросила наколоть ей сахарку.

Любительница крепкого чая вприкуску, однорукая тетенька-матрос кидала в рот кусочек сахара, отхлебывала из кружки, отставляла ее и переворачивала страницу «Анны Карениной» — согласно семейному преданию, настольную книгу бабушки Нины в самые трагические жизненные моменты. Похоже, она совсем забыла о несчастной племяннице.

— Теть Жень, только не говорите, пожалуйста, ничего Инусе, хорошо?

Есть ли еще на свете человек, который, не отрываясь от чтения, по-блатному чиркнет ногтем по зубам: «Гадом буду! Век свободы не видать!» — и тем самым сразу избавит от всех сомнений? Нет, только Жека. Разумеется, она никогда ничего не скажет Инусе и о племяннице вовсе не забыла, просто не хотела лишний раз лезть в душу. Однако если желаете, то, пожалуйста, она готова захлопнуть «Каренину» и продолжить обсуждение последних событий. Но непременно с залихватски закуренной сигаретой.

— Вы бы курили поменьше, вам вредно.

— Эх, Танюха! Все вредно — курить, пить, жрать… — Не выносящая никакого диктата, Жека, редкий случай, вняла умоляющему взгляду, сломала сигарету в пепельнице и с обреченным вздохом кинула в рот сахарку. Причмокнула:

— Кстати, сахар — тоже яд. Белый. Но лично для меня нет ничего вреднее сексу! Жутко пагубно влияет на мой организьм! Вплоть до черепно-мозговых травм… — Явно намекая на то, что история с ковриком, о который она зацепилась, — сплошь выдумка, Жека постучала себя пальцем по лбу: бум-бум-бум! — и утвердительно закивала: — Правильно рассуждаешь. Хотя ты уж, небось, давно все скумекала? Догадалась, кто в тот роковой вечерок тут вместе со мной водку пил и курицу жрал?

— Али Мухаммедович?.. Но, если честно, то я ничего особенно не скумекала, кроме того, что, раз он не звонит и не приходит, значит, вы поссорились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза