Пятое время года

— Слышала! И не единожды. Эти жулики года два, не меньше, пасутся на нашем маршруте. Как говорится, за время пути младенец успел подрасти. Мам, больных детей годами не таскают по электричкам!

Толку никакого! Сердобольная Инуся не успокоилась до тех пор, пока не избавилась от своей десятки. Пусть мысли отвернувшейся к окну дочери были чересчур злыми, но она не желала понимать такой доброты! Доброта должна быть во благо, причем во благо хороших людей, а не каких-то пройдох, циничных настолько, что они не боятся выдумывать смертельные болезни своему мальчишке, или бездарных аспиранток, стремящихся любой ценой доказать окружающим свою значимость. Жека правильно сказала: надо было гнать в шею эту так называемую Ларису Геннадьевну! Нет, добренькая Инуся принимала ее у себя и поила чаем. И допоилась!

Электричка поползла еле-еле. От созерцания бетонного забора с торчащей ржавой арматурой и омерзительными граффити замутило. Поблуждавший по вагону взгляд с неизбежностью вернулся к Инусе. Кошмар! В глазах, беспомощно устремленных на злющую дочь, дрожали слезинки.

— Ой, мам, прости меня, пожалуйста!

— Ничего, ничего, я не обижаюсь, я понимаю, как тебе тяжело. — Смахнув слезы, Инуся опустила голову и сложила на коленях руки, определенно решившись на исповедь, но тонкие пальцы с перламутровым маникюром так нервно затеребили носовой платок, что желание знать подробности показалось постыдной прихотью безжалостной девчонки.

— Инусь, не надо! Мне неинтересно, честное слово!

— Нет, я все же должна объяснить тебе… в чем моя вина. Чтобы ты зря не сердилась на папу. Ты уже взрослая, и теперь я… Видишь ли, наверное, я недостаточно любила папу. Я… как бы лучше сказать?.. в общем, романтическая сторона любви всегда была для меня более привлекательной, чем… — Инуся запнулась, и ее щеки запылали.

По правде сказать, жарковато стало не ей одной. Интимная жизнь родителей представлялась запретной, табуированной темой, хотя невольно, сам собой, в голову и приходил вопрос: почему мама с папой спят в разных комнатах? А сейчас Инусино признание породило совсем уж крамольную догадку: вдруг ей не повезло с папой? Такое бывает. За примерами, в сущности, далеко ходить было не нужно: раньше, при Павлике, она и сама считала себя натурой исключительно «романтической». И страшно переживала по этому поводу. Мучительные раздумья о собственном несовершенстве давно канули в Лету. Кажется, в ту самую минуту, когда она пришла будить Анжелкиного отца и увидела в полумраке комнаты его смуглое, сильное тело. Одни мученья сменились другими…

— …Может быть, потому, что я так долго мечтала о ребенке, родила тебя так поздно, любовь к тебе вытеснила все иные чувства, даже ревность. Меня совершенно перестали волновать записки от влюбленных студенток, молчаливые звонки, словом, папины романы. Благодаря тебе исчезла тоска, жизнь наполнилась смыслом…

В Инусиных признаниях промелькнуло нечто такое, что заставило прислушаться и перебить ее:

— Подожди, мам! О каких романах ты говоришь?.. Ты хочешь сказать, что Лариска — не первый случай?.. Да?.. Нет уж, ты теперь договаривай! Так первый или нет? Говори!

— Ну что ты меня пытаешь?.. Хорошо. Не первый. И, думаю, не последний. — Мама шутливо улыбнулась, и перед потрясенной дочерью разверзлась бездна: получалось, она всю жизнь прожила в иллюзорном, выдуманном мире!

— А как же папины принципы?

Моментально очутившись рядом, побледневшая, перепуганная Инуся обняла за плечи и принялась уверять сбивчивым шепотом, что со студентками у папы безусловно, никогда никаких романов не было. Это исключено! Но, вообще, папу нельзя судить строго. Если мужчина так красив, он обречен на повышенное женское внимание. Тем более папа — преподаватель. Умный, интеллигентный, обаятельный. Все кафедральные тетки до сих пор сходят по нему с ума, и их можно понять… Понять можно было кого угодно, только не Инусю.

— Я бы не смогла так жить. Почему ты не ушла сама? Или ты действительно святая?

— Ты напрасно всех нас демонизируешь, дружочек. Я не святая. Наоборот, я жила не по совести. По совести надо было уехать в Москву, но я не могла разлучить тебя с твоим любимым, выдающимся папой. С Бабверой. Тебе ведь было хорошо с ними?

— Ты из-за меня?.. Да?.. Мне было замечательно, но тебя так жалко!

Всплакнуть вдвоем с Инусей — самый верный, апробированный способ исцеления от любой боли: зубной, головной или душевной.