Пятое время года

Признания в любви на старости лет очень позабавили Бориса — с его лица долго не сходила ироническая усмешка. Вообще, он посматривал на всех с видом молодого интеллектуала, очутившегося в компании смешных престарелых обывателей… Откуда такое гигантское самомнение? Кто он, собственно, такой? Всего-навсего третьеразрядный журналист. В то время как Леня — профессор, Лева — знаменитый поэт, а Балашов и подавно, — член-корресспондент Академии наук.

Встретившись глазами, Балашов улыбнулся и подлил в бокал минералочки, видимо, собираясь произнести тост. Когда-то выглядевший почти что Галкиным отцом, теперь он внешне сравнялся с ней годами. Вот что значит здоровый образ жизни! В отличие от Галки, любительницы поспать, «пожрать» и выпить водочки в хорошей компании, Владимир Дмитриевич бегал ранним утречком по Нескучному саду и по-прежнему всем напиткам предпочитал боржоми.

— Друзья мои! Сегодня было сказано много хороших слов об Алексее Ивановиче. Весьма справедливых. Но я, Лень, хочу выпить за твой позор. Причем двойной. Помнишь, как ты заклеймил меня позором, когда у нас с Галочкой родилась девочка, наша Вики?.. Так вот, за твоих прекрасных девочек, за Инусю и Женечку!

Насторожившийся было Леня с облегчением рассмеялся:

— Ха-ха-ха!.. Знаешь, как говорит мой главный бухгалтер Ефим Ароныч? Алексей Иванович, уже вы мне поверьте. Девочек делают настоящие ювелиры. Вот как мы с вами… Жаль, нам с тобой, Володька, уже не угнаться за этим шустрым евреем. У Фимы четыре дочери и шесть штук внучек… В общем, выпьем за наших девчонок! Жек, за тебя!

Стройненькая, в платьице из марлевки, Женечка стрекозкой полетела вокруг стола, чтобы всех расцеловать, со всеми чокнуться. Бориса, который повернулся к ней с рюмкой, она почему-то проигнорировала. Предпочла нежно обнять тетю Лию и поцеловать в макушку дядю Леву.

За веселой болтовней о Германии, об удалой молодости, никто и не заметил, что Борис ушел. Возможно, он обиделся на Женьку, но, скорее всего, наевшись до отвала, «молодой интеллектуал» отправился туда, где поинтереснее.

Подумав о том же самом, Леня расстроился, однако постарался не подать вида: с торжественным, шумным хлопком откупорил еще одну бутылку шампанского.

— А теперь за наших с Ниной внуков: за Илюшку и Танечку! Илюшка, чертенок, загрипповал, а Танечку мы вам сейчас продемонстрируем. Нин, принеси-ка фотокарточки, которые Инка прислала!

Счастливой бабушке и самой не терпелось показать друзьям три снимка крошечной, в ползунках и чепчике, долгожданной внучки.

— Ах, Нинуля, ваша Танечка уже красотка! Вся в тебя! Ух ты, какая прелесть!

— Инуся пишет, что Танечка — копия Славы.

— Тоже, рыбка моя, между прочим, совсем нехудо!

Телятину, торт и пирог с яблоками ели без Бориса и в результате ничего не съели. Старые стали! Раньше веселились, пели, танцевали, орали до самого утра — не выгонишь, опустошали до капли все бутылки, подчищали все салатники, а сегодня разошлись в девять часов, вернее, разъехались на заказанных такси, и у хозяйки осталось такое неимоверное количество еды, что она прямо замучилась, не зная, куда что распихать: в холодильник больше уже не влезало, на балконе было по-летнему тепло, восемнадцать градусов.

— Жень, выручишь, возьмешь домой салатику, торт, пироги? Нам с папой вредно, а Боря съест с удовольствием.

— Перебьется! — Женя даже не обернулась. На редкость немногословная, она сосредоточенно мыла посуду, не одним пальцем, с веселым звоном и грохотом, а по-хозяйски аккуратно. Бокалы ставила на полотенце, тарелки — на сушилку.

Что-то у них там определенно произошло с Борисом. Должно быть, все-таки поссорились.

Усталый Леня залег с «Известиями» и, кажется, уснул. Его неожиданный, болезненно слабый окрик в тишине квартиры: «Нин, Жек!» — напугал ужасно. В страхе переглянувшись и побросав мокрые тарелки, они кинулись в спальню.

— Ленечка, милый, тебе плохо? Дать лекарство?

— Да не надо мне никакого лекарства! — Раздраженно отмахнувшись, он, тем не менее, достал из тумбочки валидол и кинул в рот таблетку. — И какой черт меня дернул помянуть своего главбуха? Я и позабыл совсем, что Борис — тоже еврей! Жек, ты передай ему, что я извиняюсь, а то, видишь, он обиделся и ушел.

— При чем здесь ты? — Женя с изумлением вытаращилась на отца. — Я вообще не понимаю, зачем он приперся. Он, что, думал, я к нему вернусь? Сейчас, разбежалась!

— Женечка, то есть как вернусь?

— Ну-у-у… Вообще-то я давно живу у Надьки. Сегодня хотела остаться у вас. Если вы, конечно, не возражаете.

— Чего-то я не понял. А Илюшка-то где живет? Тоже, что ль, у твоей Надьки?

— Зачем? Он дома, с Розой. Папуль, да не волнуйся ты так! Все нормально. На выходные буду брать Илюшку сюда, к нам. В конце концов ходят же дети на пятидневку. А с Розой ему в сто раз лучше, чем на пятидневке.

Глава десятая

1