Пятое время года

Они все говорили и говорили, совершенно не обращая внимания на молчаливую хозяйку, а она с каждой минутой все сильнее и сильнее ощущала себя словно бы лишней в собственной комнате. Потихоньку ушла на кухню и там, на холодном каменном подоконнике, даже всплакнула от обиды. Зачем было приглашать их? И суп подгорел, и есть очень хочется. Сейчас слопала бы хлеб с кипяточком, свернулась калачиком под одеялом, почитала книжку. Нет, Алексей Иванович – очень приятный человек. Лицо такое хорошее, по-русски открытое, держится скромно, с достоинством. Все дело в Лийке – невозможная нахалка, не дает и слово вставить и, должно быть, уже слопала весь шоколад!..

Ничего не изменилось, кроме того, что теперь Лийка громко смеялась и определенно строила майору глазки. Он тоже смеялся, весело о чем-то рассказывая ей, но, обернувшись на скрип двери, замолк на полуслове и сделался таким серьезным, словно Лийкина болтовня была ему вовсе и не интересна.

– Ниночка, куда же вы ушли-то? Мы, чай, вам сильно надоели?

– Что вы, что вы, нет, конечно!

Между тем его «мы» очень задело, улыбка получилась вымученной, и Алексей Иванович тут же поднялся с явным намерением откланяться.

– Посидим еще, Алексей? – Скорчив капризно-кокетливую мину, нахалка Лийка ухватила его за рукав гимнастерки и попыталась усадить на место. – Расскажите теперь о себе. Вы женаты?

– Не успел пока. – Кажется, впервые с тех пор, как появилась Лийка, Алексей Иванович внимательно посмотрел на нее, Нину, и она вдруг вспомнила, как поразили ее глаза поскользнувшегося военного, когда на мгновение она очутилась в его невольных объятиях, а он, улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз. Удивительные глаза! Светло-серые, с радостными желтыми искорками. Будто легкие дождевые тучки, пронизанные солнечными лучиками.

– Пожалуй, Ниночка, мне все ж таки пора! Извините за вторжение.

2

И день был по-весеннему солнечный, и сводки с фронта – одна лучше другой – не оставляли сомнений в том, что война вот-вот и кончится, а с утра хотелось плакать. Тяжелым молоточком она штемпелевала письма, раскладывала треугольнички по полочкам для почтальонов и еле-еле сдерживала слезы.

Писем с каждым днем становится все больше и больше – почти все москвичи уже вернулись из эвакуации, люди ищут друг друга, пытаясь восстановить разорванную войной связь. Только ей никто не пишет, потому что она теперь совсем одна. Никому не нужная, никому не интересная. Худая, некрасивая. Недаром интересный сероглазый майор вчера весь вечер разговаривал только с Лийкой.

Конечно, слезы наворачиваются на глаза вовсе не из-за майора, просто день сегодня такой – своим ярким, беспощадным солнцем, оттепелью и каплями с крыш очень похожий на тот страшный мартовский день ровно два года назад. Скорей бы уж домой! Спрятаться на кушетке за книжным шкафом, где никто не увидит твоих заплаканных глаз и никто не будет задавать вопросы, отвечать на которые нет сил. Но большие часы с шумными стрелками словно замерли – еще пятнадцать минут. И писем много.

Положив последнее письмо на полочку, она быстро накинула шубку, платок, выскочила на улицу и, закрывшись воротником, – сегодня уже не из-за колючих снежинок, а чтобы спрятать полные слез глаза, – юркнула в проходной двор и выбежала в свой переулок.

Здесь можно не бояться сочувственных взглядов прохожих – переулок пуст. Лишь далеко впереди идет военный, со спины чем-то похожий на вчерашнего широкоплечего, статного майора. Даже чемоданчик несет так же, в правой руке.

Военный остановился возле парадного и, вскинув руку, посмотрел на часы… Неужели? Да, это он, верно, он! Кажется, и Алексей Иванович узнал грустно бредущую по тротуару девушку в драненькой шубе и сером платке, потому что решительно зашагал навстречу.

– Здравствуйте, Ниночка! – радостно крикнул он издалека. Поравнялся и шутливо козырнул. – Здравия желаю!

– Здравствуйте. – Испугавшись за свои красные, заплаканные глаза, она не остановилась, лишь пошла помедленнее.

– У вас чего-то случилось? Или вас обидел кто? – встревоженно спрашивал он из-за плеча. – Может, я зря пришел? Извините тогда. Мы вам и вчера-то порядком надоели.

Возле парадного она все-таки решилась взглянуть на растерянного Алексея Ивановича, который пришел сюда, конечно же, только ради нее, Нины.

– Вы не надоели мне. Зайдете?

– Если пустите!

Первым делом она побежала в ванную – умыться ледяной водой. В зеркале над раковиной увидела бледное, худое лицо с остреньким подбородком, будто пустые, темные колодцы, глаза и дурацкую, школьную, прическу – прямой пробор, косички, завязанные шнурками в «корзиночку». Почему она не постриглась, как другие девушки, как Лийка?