Пятый арлекин

Троп свернул к дому и увидел, что его быстро нагоняет большая черная машина.

— Собака не могла укусить Роуза? — вдруг совсем неожиданно подумал Троп, сам изумляясь этой нелепой мысли.

И это было последнее, что мелькнуло в разорвавшемся сознании бывшего комиссара полиции Эдварда Тропа…

Будда

1. Веретенников

Я устроился в кресле-качалке на веранде загородной дачи и следил за пауком, который рассчетливо подбирался к мухе, завязнувшей в его сети. Он ткал свою западню несколько дней, ткал тщательно и в то же время легко и виртуозно, как мастер, который, несмотря на трудности своего ремесла, знает наперед, что в силах преодолеть эти трудности и создать произведение. Словом, этот огромный золотистый паук с черным крестом на спине, напоминающий известных рыцарей-крестоносцев в своих плащах, меченых таким же крестом, был творцом и создавал удивительную узорчатую сеть с таким же вдохновением, как и знаменитые художники свои полотна. Все эти дни я наблюдал его работу и не увидел в ней ничего механического — одно лишь вдохновение и титанический труд. Случалось, он замирал, раздумывая, за что укрепить следующую нить, чтобы вышло не только изящно и надежно, но и незаметно, прозрачно и притягательно, потому что его произведение, помимо эстетики, должно было служить определенной цели, в которой, в самом прямом смысле, заключалась жизнь этого, с позволения сказать, художника и творца. Он трудился, а я все это время валялся в кресле и размышлял.

Мысль была тяжелой, расплывчатой и поначалу неконкретной, так, следствие одной информации, потом уже, в ходе развития и анализа, она приобретала форму, в которой можно было предположить разветвленное продолжение этой мысли, тревожной и почему-то опасной. Впрочем, опасность тоже сначала была неконкретной, можно даже сказать никакой, скорее всего она являлась отголоском другой мысли, которая возникла как бы параллельно первой и, дополняя се, возбуждала эту тревогу. Но она явно жила во мне, возвращая снова и снова к информации, послужившей причиной моего теперешнего настроения.

Все это случилось не ко времени: в первые дни моего отпуска, и вот, вместо того, чтобы жариться на ялтинском пляже, я сдал свой аэрофлотовский билет и застрял на даче. Наискосок от меня, метрах в пяти-десяти находилась дача соседа, полярного летчика Сухова. Тот в майке и сапогах, несмотря на тягучую летнюю жару, изо всех сил трудился на участке, втыкая в землю какую-то рассаду, постоянно жуя зелень, компенсируя ее недостаточное потребление в северных широтах. Он неодобрительно смотрел в мою сторону, не принимая моего безделья и инертности. В первый день мне было неуютно от его осуждающих взглядов, я понимал, что выгляжу в его глазах самым нелепым образом, потом привык: в конце концов, у меня тоже был нелегкий год, а сейчас отпуск и никому не должно быть дела, как я его провожу. Может, я весь месяц просижу на этой веранде…

Паук, тем временем, окончательно приблизился к мухе и стал похож на боксера, пытающегося молниеносными выпадами нащупать слабое место в обороне противника. Несмотря на то, что они были в разных весовых категориях, — муха раза в три тяжелее, он своей хитростью и ловкостью сумел сбалансировать их силы и теперь изредка делал точные выпады своей быстрой мохнатой лапой, стараясь спеленать свою жертву паутиной и завершить дело. Муха в отчаянии включала в работу мощные крылья и временами, казалось, вырывается из сетей, но паук набрасывал на нее все новые и новые петли, лишая последней надежды. Крылья мухи, вибрируя вхолостую, издавали жужжание, похожее на подготовку к полету тяжелой летной машины, и развязка близилась к своему логическому завершению. Я мог бы встать и одним движением руки разрушить всю хитроумную систему моего дачного «квартиранта», но решил не вмешиваться в обостренную борьбу малых форм земного бытия, чтобы ке внести дисгармонию в их естественное существование. Кто знает, может и я сейчас нахожусь под пристальным изучением неведомых нам проявлений разумной жизни во Вселенной и мне совсем не хотелось, чтобы кому-то из них явилось желание помочь мне: поди знай, во что обойдется эта помощь и какие формы она примет.

Информация, послужившая причиной моего теперешнего состояния, была короткой и состояла из нескольких строчек в вечерней газете. Это было ни что иное, как некролог, в котором друзья и близкие выражали соболезнование Нине Васильевне Рачковой по поводу безвременной кончины ее мужа Василия Михайловича. И все. Рачкова я хорошо знал, но дружбы с ним не водил, так что не было причин для особых душевных переживаний кроме обычных человеческих: всегда испытываешь сожаление по поводу смерти человека, которому не исполнилось и пятидесяти.