Пятый лишний

Потом я размазываю слёзы по лицу рукавом джинсовки и смотрю на него повнимательнее. У него чёрные волосы, карие глаза и идеально чистая и гладкая кожа. Обволокший меня запах крови и мозгов беременной уступает место мужскому парфюму – пряному, чувственному, надёжному. Даже пиджак на нём сидит идеально. Вопреки произошедшему и обстановке, я чувствую, как предательски сдаётся часть меня: я понимаю, что хочу, чтобы он меня трахнул. Прямо здесь, прямо сейчас, прижимая к этой чёртовой колонне, не обращая внимания на разваливающийся окружающий мир. Трахнул так, чтобы я забыла всё, что сегодня произошло. Вероятно, всё это написано на моём лице (заплаканном и, скорее всего, смертельно бледном), потому что Артур улыбается, встаёт и подаёт мне руку, поднимает меня на ноги.

– Пойдём, тебе нужна помощь, – говорит он идеальным тембром.

Он на голову выше меня, и я чувствую себя хрупкой. Когда он направляется к врачам, я упираюсь, и он всё понимает. Кажется, он ничуть не удивлён. Я смотрю, как кто-то даёт показания. Вроде это один из тех, кого вырвало в вагоне.

– А знаешь, они и без тебя справятся, – слышу я и мгновенно чувствую облегчение.

Не знаю, насколько это правильно, но я согласна: справятся, я вряд ли смогу что-то добавить, выдавить из себя что-нибудь существенно новое. Больше всего я хочу повернуться и уйти, а не перемалывать случившееся в труху под запись. Просто исчезнуть, оказаться не здесь. И моё желание исполняется. Артур уводит меня, так спокойно и незаметно, что никто не бросается нам вдогонку, требуя от меня отчёта, осмотра или чего-нибудь ещё. До нас словно никому нет и дела, и это восхитительно. Момент портит лишь моя потеющая ладошка в большой ладони Артура, но его, кажется, это совсем не заботит.

В тот день он помог мне, придал мне смысла, поднял меня с колен.

Так я думала.

Да Винчи

Несмотря на то что все заплатили за вход на лекцию одинаково, она слушает внимательнее остальных. Действительно слушает.

Пока я бесстрастно вещаю об особенностях восприятия окружающего мира древними египтянами, подкрепляя свои слова слайдами презентации и различными примерами, она сосредоточенно делает пометки в блокноте, обшитом бордовой кожей, быстро перемещая взгляд от него к экрану презентации и обратно. Я говорю об алебастровых сосудах третьего тысячелетия до нашей эры с посвятительными Осирису иероглифическими надписями на стенках, нет-нет да возвращаясь к ней взглядом. Мне кажется, что она совершенна. Абсолютно гармонична посреди египетской лекции. Когда я включаю узкоспециализированный научно-познавательный фильм про четыре канопы для хранения внутренних органов, извлекаемых при мумификации, и про жертвенники с углублениями для излияний, смоделированные на нашей кафедре при помощи сотрудников отдела компьютерных технологий, я всегда сажусь в последний ряд и проверяю электронную почту. Но не сегодня. Сегодня я непринуждённо сажусь рядом с ней (через сиденье; на соседнем с ней месте лежит её сумка, и это очень хорошо – такая близость мне сейчас ни к чему), в первом ряду, и делаю вид, что вижу этот фильм впервые. Она смотрит на экран, руки её спокойно сложены на лекционном столике, на правой кисти, между мизинцем и безымянным, темнеет крупная родинка. И Лёня-первый ненадолго уступает место Лёне-второму, позволяя пожирать её глазами, но так, чтобы она ничего не заметила.

Она, конечно же, замечает.

На следующей лекции, про Нефертари, народу больше, он оживлённее, словно некоторая попсовость темы притянула его погрызть гранит науки. Я рассказываю про защитные амулеты из лазурита, ценившегося за глубокий синий цвет неба, считавшегося одной из субстанций тела богов, и смотрю на настоящее божество, сошедшее с небес.

Она тоже здесь.

Через три недели мы пьём кофе в музейном кафе. Она выбирает треугольный кусок морковного торта с оранжевой морковкой на белой глазури, но так любимые Лёнчиком-первым эклеры не лезут мне в глотку. Рядом с ней он отступает, даёт слово второму, потому что только ему под силу совладать с этим взглядом тёмных глаз, с этой линией красных губ, прямотой спины, полупрозрачными колготками в разрезе юбки. Это территория второго. С Клео может справиться только хищник, а наш приличный скромный египтолог относится к травоядным. Чего не скажешь о той, что сидит напротив. Прямо за моей спиной служебное помещение, достаточно подходящее для того, чтобы преподать ей развратный урок. Услышать, как трещит по швам юбка, как из лакированного помадой рта вырывается стон, почувствовать, как острые ногти впиваются в спину. Я хотел этого ещё со времён муравейника, отодрать Клео в отместку за то, что она делала, но она улизнула от наказания, а теперь всё изменилось. У той, что сидит напротив, медовый тембр голоса, и он направляет мысли в другое русло. Что будет дальше?

А дальше…