Пятый свидетель

— Что это за документ, мистер Дрисколл? — спросила Фриман.

— Я не знаю, — ответил свидетель. — Никогда прежде его не видел.

— Это отчет о внутреннем расследовании, проведенном в АЛОФТе, не так ли?

— Если вы так говорите…

— Каким числом он датирован?

— Первым февраля.

— Это последний день вашей службы в АЛОФТе?

— Да. В тот день я подал своему начальнику уведомление об увольнении через две недели, после чего они ликвидировали мой логин и уволили меня.

— По причине?

— Без причины. Как вы думаете, почему они на выходе выдали мне чек на такую крупную сумму? Я кое-что знал, и они хотели заткнуть мне рот.

Фриман посмотрела на судью:

— Ваша честь, не могли бы вы велеть свидетелю воздерживаться от того, чтобы отвечать вопросами на вопросы?

Перри кивнул.

— Свидетель, отвечайте на вопросы, а не задавайте их.

Но я подумал, что это уже не важно. Дрисколл вспомнил нужный аргумент.

— Мистер Дрисколл, пожалуйста, прочтите абзац, который я выделила желтым цветом.

Я возразил на том основании, что отчет не был включен в список улик. Судья отклонил протест, разрешив чтение с тем, чтобы позднее документ был включен в доказательную базу.

Дрисколл прочел абзац про себя и покачал головой.

— Вслух, мистер Дрисколл, — поторопил его судья.

— Но все это — чистейшая ложь. Вот как они поступают с теми, кто…

— Мистер Дрисколл, — раздраженно повторил судья, — прошу вас прочесть указанный абзац вслух.

Еще немного поколебавшись, Дрисколл прочел:

— «Служащий признался, что покупал пакеты программного обеспечения, пользуясь реквизитами компании, и копировал лицензионные материалы. Служащий признал, что продавал контрафактные копии программ через Интернет, используя для этого компьютеры компании, чтобы облегчить свой бизнес. Служащий признал, что заработал более ста тысяч долларов…»

Вдруг Дрисколл смял документ и швырнул его через зал.

Прямо в меня.

— Это вы виноваты! — закричал он, указывая на меня пальцем. — У меня все было прекрасно, пока не появились вы!

В этот момент Перри снова пригодился бы судейский молоток. Он призвал свидетеля к порядку и велел увести присяжных в совещательную комнату. Те поспешно гуськом покинули зал, словно сам Дрисколл гнался за ними. Как только дверь закрылась, судья предпринял следующее действие: жестом подозвал судебного пристава.

— Джимми, отведите свидетеля в камеру временного заключения, пока мы с представителями сторон будем совещаться в моем кабинете.

Он встал, вышел из-за стола и быстро шмыгнул в дверь, не дав мне заявить протест против такого обращения с моим свидетелем.

Фриман направилась за ним, а я сначала подошел к свидетельскому боксу.

— Идите, я все улажу. Вы скоро снова будете на свободе.

— Чертов враль! — выпалил он, в его глазах полыхал гнев. — Вы сказали, что все пройдет легко и гладко, что мне ничто не будет грозить, а теперь смотрите, что вышло. Весь мир будет думать, что я мерзавец, ворующий программное обеспечение! Как вы думаете, после этого найду я еще когда-нибудь себе работу?!

— Ну если бы я знал, что вы занимаетесь пиратством, может, и не стал бы вызывать вас в качестве свидетеля.

— Да пошли вы, Холлер! Молитесь, чтобы на этом все кончилось, потому что, если я снова окажусь на этом месте, я такое про вас придумаю!..

Когда пристав вел его в камеру временного заключения, я заметил Аронсон, стоявшую у стола защиты. Все было написано у нее на лице: прекрасная работа, которую она проделала утром, скорее всего пошла насмарку.

— Мистер Холлер? — окликнул меня из-за барьера секретарь суда. — Судья ждет.

— Да, иду, — ответил я и направился к двери.

47

Вечерами по понедельникам «Четыре луга» обычно пустовали. Это был бар, обслуживавший судейскую публику, а потребность заглушить спиртным угрызения совести, как правило, возникала у юристов только к середине недели. Поэтому можно было выбрать любое место, но мы предпочли сесть за стойку: Аронсон между мной и Циско.

Мы заказали пиво и водку с тоником и лаймом. Все еще испытывая горькие страдания по поводу провала Доналда Дрисколла, я созвал после работы это совещание, чтобы решить, что нам делать во вторник. И еще потому, что считал: обоим моим помощникам не помешает выпить.