Пик Дьявола

Ее самая главная трудность находилась в ней самой. Кристина очень боялась. Боялась родов, приближавшихся с каждым днем, боялась ухода за новорожденным и связанной с этим ответственности; боялась гнева отца. В конце концов, ей ведь придется сообщить родителям, позвонить или написать домой — она еще не решила, как лучше поступить. Но больше всего ей было страшно оттого, что деньги таяли. Каждый день она проверяла баланс в банкомате и сверяла количество денег со списком необходимых вещей, которые ей скоро понадобятся: кроватка для младенца, одежда, подгузники, бутылочки, детское питание, одеяла, кастрюля, двухконфорочная плитка, кувшин, тарелка, нож, вилка, ложка, чайник, переносной радиоприемник. Список все рос, а денег становилось все меньше. Наконец она устроилась официанткой в большой кофейне на Лонг-стрит. Она работала сверхурочно, пока могла еще прятать растущий живот.

Ее жизнью управляли цифры. Цифры стали манией. Ни о чем другом она просто не могла думать. Шестьсот восемьдесят в месяц — минимум, меньше которого она получить не имела права: надо платить за квартиру. Меньше шестисот восьмидесяти зарабатывать было нельзя. Цифра 680 снилась ей ночами, и Кристина просыпалась в холодном поту. Она открыла для себя блошиный рынок на стадионе «Грин-Пойнт» и научилась бешено торговаться. В магазинах подержанных вещей в Гарденз и на Клоф-стрит она купила кроватку, велосипед и красно-синий ковер. Она вынесла кроватку на крышу и покрасила ее в белый цвет эмалевой краской, не содержащей свинца. Увидев, что краска еще осталась, она покрасила в два слоя и желтовато-зеленый гоночный велосипед с узкими шинами и низким рулем.

В рекламной газете, которую иногда оставляли посетители кофейни, Кристина нашла объявление о продаже подержанного рюкзачка для переноски младенцев. Позвонила, поторговалась и договорилась, что рюкзачок ей привезут. Теперь, думала она, она сможет ездить на велосипеде с младенцем за спиной — ездить в горы и на море, в Грин-Пойнт, где есть качели, лесенки и детская железная дорога.

Каждую субботу она покупала лотерейный билет за двадцать рандов, а утром в воскресенье сидела у радиоприемника и ждала, когда объявят выигрышные номера, которые она отмечала на карточке шариковой ручкой. Кристина мечтала о том, что купит, если выиграет главный денежный приз. В начале списка был дом — один из современных перестроенных замков на склоне горы, с автоматическими дверями гаража, персидскими коврами на полу и ковриками и картинами на стенах. Огромная детская; потолок расписан рыбками и облаками, а на полу — куча ярких, разноцветных игрушек. «Лендровер-дискавери» с детским сиденьем. Огромная гардеробная, увешанная дорогой одеждой; на полу — ряды новых туфель. Кофемашина. Огромный двухдверный холодильник из нержавейки.

Однажды днем, часа в три, она сидела у себя на крыше с чашкой растворимого кофе и вдруг услышала, что жильцы из нижней квартиры занимаются сексом. Женские стоны становились все громче, все пронзительнее. Кристина не сразу поняла, в чем дело, а когда поняла, удивилась: странное время выбрали соседи для занятий любовью. И потом… наверное, не одна она их слышит. Неожиданно для самой себя она почувствовала возбуждение. Ей стало завидно: соседям, судя по всему, было хорошо. Кристина завидовала всему тому, чего была лишена сама; наконец, когда нижние жильцы вместе достигли пика, она в досаде вскочила и замахнулась полупустой кружкой — ей хотелось выплеснуть кофе на всех, кто сговорился против нее. Никакой конкретной цели у нее не было; слишком всеобъемлющим был ее гнев. Гнев против одиночества, обстоятельств, упущенных возможностей.

Кофе она тогда не вылила; усилием воли опустила руку. Покупать новую кружку ей было не по карману.

В начале марта Кристина поняла, что откладывать дальше нельзя. Она проехала до самой Береговой линии, Ватерфронта, и зашла в будку таксофона — чтобы родители не выследили, откуда она звонит. Она позвонила матери на работу, в адвокатскую контору. Разговор вышел коротким.

— Господи, Кристина, ты где?!

— Мам, я бросила университет. У меня все хорошо. У меня есть работа. Я просто хочу…

— Где ты? — В голосе матери слышались истерические нотки. — Тебя ведь и полиция разыскивает! Отец вне себя, он звонит в Блумфонтейн каждый день!

— Мам, скажи ему, чтобы больше не звонил. Передай, мне до смерти надоели его молитвы и его набожность. Я не в Блумфонтейне, и он меня не найдет. У меня все прекрасно. Я счастлива. Просто оставьте меня в покое. Я больше не ребенок.

Она сама не понимала, почему так разозлилась. Может, причиной гнева был страх?

— Кристина, ты не можешь так с нами поступить! Ты ведь знаешь отца. Он в ярости. Мы очень волнуемся за тебя. Ты наш ребенок. Где ты?

— Мама, я сейчас положу трубку. Не волнуйся за меня. У меня все прекрасно. Время от времени я буду звонить тебе и сообщать, как у меня дела.

Потом она подумала, что надо было сказать что-нибудь вроде «Я люблю тебя, мама». Но она просто повесила трубку, села на велосипед и уехала.