Пик Дьявола

— Во всем виноваты их жены. Все клиенты рассказывают одно и то же. Моя старушка больше не хочет этим заниматься. Она не хочет брать в рот. Она не хочет пробовать ничего нового. Уверяю тебя, мы — психологи. Я ведь вижу, какими они приходят и какими уходят!

Ванесса рассказала ей о других членах АДШК: девушках-африканерах, англичанках, белых, коричневых, черных. В их ассоциации состояла даже одна тоненькая и хрупкая тайка. Кристина видела лишь трех-четырех; еще с несколькими она общалась по телефону, но ей не очень хотелось сходиться с ними ближе — она хотела сохранять дистанцию и инкогнито. Однако к полезным советам она прислушивалась. Она нашла комнату в центре Гарденз и увеличила запросы. Деньги потекли рекой.

Дни и недели шли по шаблону. Каждое утро принадлежало Соне, и выходные тоже, кроме отдельных, когда у нее была заранее оговорена крупная работа, но деньги окупали все. Она работала с двенадцати дня до девяти вечера, а потом забирала дочку из яслей. Сотрудники яслей думали, что она — медсестра.

Раз в три месяца она звонила матери.

Она купила машину, заплатив наличными, — синий «фольксваген-гольф» 1998 года. Они с Соней переехали в квартиру попросторнее, в том же доме, но с двумя большими спальнями. Она постепенно обставляла квартиру, подбирая мебель по частям, как мозаику. Спутниковое телевидение, стиральная машина-автомат, микроволновка… Горный велосипед за шесть тысяч рандов — только потому, что продавец оглядел ее с ног до головы и показал последние модели.

Через год после того, как Кристина поместила первое объявление, они с Соней поехали на каникулы в Книсну на две недели. На обратном пути она остановилась на светофоре и посмотрела на указатель: Кейптаун налево, Порт-Элизабет — направо. В тот миг ей хотелось повернуть направо — куда-нибудь еще, в новый город, к новой жизни. К обычной жизни.

Постоянные клиенты соскучились по ней. Когда она включила свой мобильный, там была куча сообщений.

Лишь прожив в Кейптауне почти два года, она отважилась позвонить домой. Услышав голос дочери, мать расплакалась:

— Твой отец умер три недели назад!

Кристина понимала, что слезы матери вызваны не одной болью утраты; они выражали и упрек. Намекали на то, что Кристина причастна к инфаркту отца. Упреку, что ей, матери, пришлось выносить все одной. Что ей не на кого было опереться. Тем не менее, к собственному изумлению, Кристина испытала сильное и глубокое потрясение и сама всплакнула.

— С чего вдруг столько шуму? — осведомилась мать.

Кристина и сама не знала. Она плакала от потери, от чувства вины и еще жалела себя и горевала, но именно горечь утраты ошеломила ее. Потому что она так сильно его ненавидела. Она расплакалась и только потом сумела проанализировать все причины: ведь она тоже причастна к его смерти! Она разбила его сердце, сбежала… Кристина понимала: мать и страдает от одиночества, и одновременно испытывает облегчение. Ведь отец давил и на нее. Она впервые осознала, что и сама смертна.

Но она не могла объяснить, почему сразу после этого заговорила о Соне:

— Мам, у меня есть ребенок.

Слова просто сорвались с губ, как сидящий в клетке зверек, который месяцами караулит, ждет — не откроется ли дверца.

Мать долго молчала — Кристина успела пожалеть о том, что сказала. Но потом реакция матери оказалась совершенно не той, что она ожидала:

— Как его зовут?

— Ее, мама. Это девочка. Ее зовут Соня.

— Ей два года?

Мать не была дурой.

— Да.

— Бедное, бедное мое дитя.

И они поплакали вместе — поплакали обо всем. Но когда мама потом спросила: «Когда я смогу увидеть внучку? На Рождество?» — Кристина ответила уклончиво:

— Мам, на Рождество я работаю. Может, на Новый год.

— Я могу приехать к вам. Могу присматривать за ней, пока ты работаешь.

Она слышала отчаяние в голосе матери, которой нужно было что-то хорошее и светлое в жизни после долгих лет мучений. В тот миг Кристине хотелось уступить. Ей не терпелось выплатить свой дочерний долг, но у нее была еще одна тайна, которой она не хотела делиться.

— Мы сами к тебе приедем. В январе. Обещаю.

В тот вечер она не работала.

В ту ночь, после того как Соня заснула, она впервые порезала себя. Она понятия не имела, почему так поступила. И все же ее поступок был как-то связан с отцом. Она долго рылась в аптечке в ванной, но ничего подходящего не нашла. Потом перешла на кухню. Увидела нож для чистки овощей. Унесла его в гостиную, села перед зеркалом. Она понимала, что нельзя резаться там, где порез будет виден, — при ее-то ремесле. Вот почему она выбрала ступню, место между пяткой и подъемом. Прижала кончик ножа и провела по коже. Выступившая кровь испугала ее. Она похромала в ванную комнату и подняла ногу над ванной. Стало больно. Кристина смотрела, как красные капли стекают по бортику.

Позже она смыла кровь. Боль не проходила. Ей не хотелось думать. Она знала, что поступит так снова.