Пик

Гончие отыскали такое место довольно быстро: кирпичный остов старого дома без крыши. До того как дом окончательно рассыпался, кто-то заложил кирпичом все окна и одну из двух дверей. Скорее всего, во время Дисерея. Наверное, здешние жители так пытались укрепить дом, превратить его в твердыню и убежище. Вокруг дома плотной стеной росли высокие вечнозеленые деревья и кусты. Снаружи выглядело как довольно густая роща – желающих ломиться через заросли найдется не много. А нам ломиться и не пришлось. Потому что Душана бацнул внутрь со мной на спине.

В доме тоже росли деревья. За густыми кронами меня никто не разглядит с воздуха. Идеальное укрытие. И ловушка тоже идеальная. Хочется верить, ни мне, ни Тирсиону не придется проверять ее на практике.

И вновь, стоя в безлюдном, всеми покинутом месте, я собрала свою волю в кулак и позвала Тирсиона по имени.

Прямо передо мной, меж стволов двух молодых деревьев, возник Портал, и Тирсион шагнул мне навстречу. Одет он был по-прежнему в лавандовое, но в этот раз не так пышно. Его нынешнее облачение больше подходило для хождения среди деревьев и кустарника: рукава всего до колен, мантия всего до щиколоток, а волосы заплетены в обычную косу из множества прядей, и коса перекинута через локоть.

– Итак… – начал он. Потом пристально всмотрелся в меня и нахмурился. – Пастырь, ты ранена.

– Спасибо Лэтрениру, – сурово отозвалась я. – Это он натравил на меня банши.

Тирсион нахмурился еще сильнее:

– Мне это отнюдь не по нраву. Темные тени сгущаются вокруг тебя, пастырь. И покуда ты среди своих близких и среди людского рода, Лэтренир таится в тенях. Он не замедлит нанести удар. Память у него долгая, куда дольше твоей жизни. Он не забывает и не прощает, если кто-то встает у него на пути. Но теперь-то ты согласишься пойти ко мне на службу? Я могу защитить тебя.

– Пойти к тебе на службу – значит предать мой собственный род. Я не могу так поступить, ведь я нужна тут. Все пастыри тут нужны. – Я стояла, расправив плечи, и смотрела Тирсиону прямо в глаза. – Будет недостойно и бесчестно с моей стороны бросить паству в час беды.

Тирсион слабо улыбнулся:

– Ты высоко ставишь честь, и мне это по нраву. Но… ты спросила меня, как я докажу, что достоин твоего доверия. Твои раны дают мне возможность доказать. Ты позволишь?

Тирсион сделал незаметный жест, и за его правой рукой потянулась шлейфом золотая пыльца – след магии.

«Он спрашивает, можно ли наложить на меня какие-то чары?» – спросила я у Мирддина, который как будто лучше всех понимал этого Жителя-Князя.

«Да. И тебе следует принять его предложение», – мысленно откликнулся Мирддин. Я покосилась на алебрихе. Никто из них вроде бы не намекал всем видом, что это ужас-ужас. Я со всхлипом вобрала воздух.

А тем временем Кент сидит в штабе и силится понять, что же «это существо» пытается со мной сотворить. Ха-ха, удачи Кенту.

Ну ладно. Да будет так. Для меня – прыжок веры. Для Тирсиона – шанс доказать свою благонадежность. И если я наломаю дров… тогда и поделом мне. И я кивнула.

Тирсион вскинул руки и начертил какие-то незнакомые золотисто-зеленые Письмена. Они поплыли ко мне и окружили меня. Потом Тирсион распростер руки – Письмена обволокли меня и превратились в золотисто-зеленую оболочку, которая обтянула меня как вторая кожа.

И меня накрыло разными ощущениями. Откуда-то издалека доносилась затейливая мелодия – кажется, играли на арфе. Мои ноздри наполнил аромат роз. А во рту появился вкус меда. Меня всю окутало теплом, точно я стояла на солнцепеке и солнечные лучи грели кожу. И куда ни глянь, был этот роскошный золотисто-зеленый свет, а Письмена неспешно плыли в воздухе подобно золотым рыбкам.

И моя сломанная рука перестала болеть. Раз – и перестала.

Легче легкого подпасть под такие чары и уплыть вслед за ними. Но я держала ухо востро и не расслаблялась. Тирсион усмехнулся: он понимал, что у меня на уме, и видел мое упрямство. И начертил в воздухе новые Письмена.

Золотисто-зеленый свет иссяк. Звуки арфы смолкли, тепло отступило. Последним пропал запах. И остался только вкус меда у меня во рту. Я нерешительно стянула лубок и размяла руку.

Ничего не хрустнуло. И не заболело.

– Так ты меня, получается, исцелил? – недоверчиво спросила я. Армейские маги могут исцелять. И слюна у моих алебрихе целительна. Но чтобы вот так быстро…

– Да, – подтвердил Тирсион и слегка помрачнел. – Однако сердца твоего мне не исцелить. Я соболезную твоей утрате. Ты потеряла кого-то из близких. Душевные раны куда глубже телесных, а боль в сердце куда сильнее, чем в сломанной руке.

От его неожиданного сочувствия я чуть было не расклеилась. У меня перехватило горло, но я вспомнила, зачем я здесь, и взяла себя в руки:

– И все же, чтобы доверять тебе, мне нужна информация. Ты, судя по всему, многое знаешь обо мне. Я хочу узнать все о тебе. И чем ты отличаешься от Князя Лэтренира.

Тирсион поднял тонкую бровь:

– Все? Но такой рассказ займет не одну луну. Или даже множество солнцевращений.

– Тогда давай сжатую версию.