Пикник на Аппалачской тропе

Она получает 15 000 долларов в год. Не думайте, что это много. Это только-только — на жизнь вдвоем. Толик был в Союзе зубным врачом. Хорошим врачом. А сейчас он в основном сидит на иждивении жены и родителей — они тоже тут — и занимается: готовится к экзаменам, чтобы получить диплом стоматолога. В отличие от других, таких же, как и он, эмигрантов Толик сдал уже два теоретических экзамена. Их принимает машина, теперь ему осталось сдать еще два — практических, но принимает их уже комиссия из местных врачей. Они вежливо сыплют всех русских эмигрантов подряд. Я говорю «русских», потому что здесь всех эмигрантов называют «русскими». Это так называемая третья волна эмиграции: русский язык, русская литература, русская пища, обычаи. Конечно же они все русские. Из шестидесяти эмигрантов, кому удалось сдать теоретические экзамены, пока пробились дальше, то есть сдали два практических экзамена и получили диплом, только трое. «Остальных пока, — говорит Толик, — просто валят, чтобы не иметь конкуренции». Правда, есть еще один шанс — поступить на, год в специальную школу переподготовки иностранных врачей-стоматологов при университете. Толик поступил в нее и ходит уже туда два месяца. Школа платная. Плата — тысяча долларов за учебный год, то есть за девять месяцев, не считая расходов на инструмент, учебные зубы… Оплата вперед. Толик взял «лон», то есть заем в банке, и заплатил. Ходит на занятия три раза в неделю, с трех дня до десяти вечера, ругается на чем свет стоит: преподаватели, кроме самого хозяина школы никудышные, ничему не учат, знают часто меньше студентов. Школа частная, и хозяин, по-видимому, экономит на преподавателях. Нанимает по дешевке никчемных людей. Первые несколько занятий, пока «студенты» не заплатили деньги, преподаватели были хорошие, а потом, как только деньги внесли, все пошло хуже и хуже. Но ведь кому пожалуешься. Тебя же и засыплют. Единственно, что Толик там получает, — возможность сидеть за станком и пилить свои учебные зубы и показывать их учителям. А те только нахваливают: «Отлично! Отлично!» А на экзаменах все равно валят. И ведь что придумали: после этой школы ты имеешь право сдавать экзамен только два раза. Если оба раза ты его не сдал — надо заново поступать в ту же школу, иначе не допускают до экзаменов. Почти половина студентов этой школы учится по второму разу (это еще тысяча долларов и год жизни), и многие бросают, начинают заниматься чем-нибудь другим. Как раз сейчас Толик собирается купить по дешевке часть всего зубоврачебного инструмента у одного из эмигрантов, который настолько был уверен, что сдаст все экзамены, что заранее стал готовить себе кабинет. А теперь все продает, потому что решил быть таксистом. Толик же решил, что если он не пробьется к диплому, то он будет заниматься практикой «налево», то есть без лицензии, за наличные деньги. Он этим и сейчас подрабатывает, купил маленькие креслица, приспособил лампочку, нашел где-то моторчик. Но ведь раз работаешь тайком, то идут к тебе все те же старики евреи и живущие на «велфер», то есть пособии для неимущих, представители «третьей волны». Денег ни у кого нет, а требования повышенные, чтобы все было как в Москве у частника.

— Ах, — сокрушается Толик, — как хорошо лечить американцев. Они твердо знают, что все, что делает доктор, — самое лучшее. А наши, если им что-то советуешь, сразу начинают сомневаться, смотрят на тебя подозрительно и говорят: «Подождите! А хуже не будет?» Тяжелая публика в третьей волне.

Поэтому Толик не уверен, что сможет заработать себе на жизнь только частной практикой, если вдруг не сдаст экзамены. Тогда он тоже пойдет в таксисты. Собственно, и сейчас он уже работает таксистом у одного владельца машины, который сам на ней работает только четыре дня в неделю. Толик получил специальные таксистские права, берет машину у хозяина на сутки и платит ему за это по 240 долларов наличными в день. Правда, приходится крутить баранку по восемнадцать часов или даже больше — столько времени, сколько надо, чтобы заработать 355 долларов. Тогда он тратит 15 долларов на бензин, 240 отдает хозяину за машину, а 100 долларов оставляет себе. Это не просто заработок, а «кеш», наличные. Кеш здесь очень ценится, потому что его нельзя учесть, и для тех, кто учитывает твою работу, ты как бы остаешься безработный. Конечно, это преступление, по понятиям среднего американца, например, в Буффало, но в среде «третьей волны» — обычное дело, все так живут.

— Ах, как тут обкрадывают государство, — время от времени сокрушается Толик.

Но больше чем 100 долларов за смену Толик заработать не в состоянии — валится с ног. Первые дни привозил очень мало, «хлопал ушами». Ведь конкуренция на улице среди таксистов огромная.

— Если у тебя что-нибудь в машине сломается — тебе тут же помогут. Но если все в порядке и тебе кто-то поднял руку — поторопись. Надо бросаться к клиенту, как ястреб, иначе кто-нибудь его перехватит.

Сейчас Толик водит свою машину по Нью-Йорку как ухарь-таксист в Москве.