Пикник на Аппалачской тропе

Дан начал объяснять, но женщина нетерпеливо прошлась по комнате, увидела горку крупных шоколадных конфет, схватила одну, но сжала ее, по-видимому, слишком сильно: шоколадная оболочка продавилась, и тонкие пальцы женщины погрузились в розовое липкое желе начинки.

— О, бул шет! (дерьмо буйвола!) — выругалась женщина и начала брезгливо облизывать пальцы, высоко подняв кисть руки с длинными модными ногтями. — Еще один вопрос, — сказала она, оторвавшись от облизывания. — Где здесь поблизости есть ресторан, в котором до утра танцы?..

Дан обстоятельно объяснил ей…

Когда женщина, потеряв к нам интерес, вышла на улицу, подошла к своей машине и остановилась около нее, продолжая непринужденно обсасывать свои пальцы, мы уже не смогли сдержаться и покатились от хохота. Потом Дан сказал:

— Сейчас это здесь называется «вумен-либ» (женское освобождение), слышал об этом?

Конечно, я не раз слышал об этом. Помню, как Стив, который обычно танцевал на сквер-данс с тоненькой Джо-Анн, начал вдруг танцевать с другими девушками.

«А где же твоя Джо-Анн?» — спросил я его. «Она уехала на несколько дней к своему бой-френду в Чикаго», — спокойно ответил он. «Как к бой-френду? Я думал, что ты ее бой-френд!» — «Я тоже, я даже думаю, что я ее настоящий бой-френд, а тот — просто так…» — «И ты не ревнуешь?» — «Как тебе сказать? Думаю, что нет, — Стив задумался. — Понимаешь, Игор, у нас сейчас вумен-либ, и женщина имеет равные с нами права в поиске партнера. Ведь столько лет, столько веков женщина всегда ждала, когда ее выберет мужчина. Сейчас обе стороны могут делать это одинаково свободно. У Джо-Анн нет от меня секретов. Ведь было бы хуже, если бы она встречалась с Биллом тайком. А так — мы как бы конкурируем с Биллом. Ведь эта страна — свободной конкуренции. Вот мы с Биллом и конкурируем…»

Потом я вспомнил о вумен-либ, когда жена пастора Иана — Лия, наша аспирантка, прочитала мой рассказ о работе на леднике Росса по-английски и удивленно заметила: «Игор, все это интересно, но мне кажется, что ты описал работу девушки Мегги в твоей группе как шовинист, мужской шовинист». — «Я — шовинист?! Ведь у нас в СССР слово „шовинист“ имеет один, политический смысл». — «Да, ты описал, какая она женственная и как она по-женски украсила ваш быт в Антарктиде. И ничего не сказал о том, что она сделала как лаборант, просто бесполый лаборант. Этим ты как бы принизил ее, показал, что как бы беспомощна она ни была, вы бы ее приняли все равно, потому что вы на нее сразу смотрели не как на лаборантку, а как на слабую женщину, украшающую быт мужчины».

Я молча смотрел во все глаза на Лию, она была вполне серьезна, потому что то, о чем она со мной говорила, казалось ей моим большим недостатком. И я вдруг вспомнил, что как-то вечером к нам со Стивом пришла (в смысле «приехала», здесь не ходят) в гости украшать елку его гел-френд Джо-Анн, и, говоря о том, что ей надо где-то починить машину, она вдруг сказала, произнесла это же слово, в таком же контексте: «У меня есть знакомый на бензоколонке-гараже, но он шовинист. Когда я говорю ему просто, что у меня есть деньги и мне надо починить машину, заменив то-то и то-то, и я знаю, что это стоит столько-то, он никогда не помогает. Мне надо подойти к нему и притвориться слабой женщиной и сказать, что я ничего не понимаю в этом автомобиле. Тогда он полезет внутрь, выяснит, в чем дело, и гордо скажет, что он и его друзья сделают починку. Он возьмет те же деньги, он не преследует никаких сексуальных целей, но это мне неприятно, потому что он показывает если не мне, то самому себе, что он сильный и умный, а я — слабая и дура, потому что женщина. Он — шовинист, Игор, мужской шовинист, не понимающий, что сейчас время вумен-либ. Скажи, Игор, ты помогаешь своей жене в Москве надеть пальто или она его сама надевает?» — спросила она вдруг. «Конечно, помогаю». — «О, Игор, ты такой же мужской шовинист, как и другие, — сказала несколько раздраженно Джо-Анн. — Ты тоже хочешь, чтобы твоя жена была слабой, стараешься удержать ее в таком состоянии».

4 января. Прекрасное солнечное утро, наконец мороз, хотя без снега. Я уже на работе, хотя доехал с опаской. Машина гудит как спортивная — мой глушитель отсоединился от двигателя. В обед поеду домой, попробую починить сам. Поломка маленькая, а в гараже, говорят ребята, за это возьмут долларов сто.

Моя жизнь в доме Стива все более налаживается. Неделю назад он купил где-то по случаю за пятнадцать долларов («Всего за пятнадцать!» — все время восклицает он) кровать с пружинным матрасом, к которому был приложен еще один, уже обычный матрас. Два дня Стив не показывал ее мне — красил в гараже под домом, а потом показал. Я сказал ему, что кровать мне нравится, хотя она напомнила мне больничную кровать.

— О, я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Стив. — Это потому, что я покрасил в белый цвет…