Пикник на обочине

Он немедленно тормозит. Реакция хорошая, молодец. Тогда я беру Тендера за плечо, поворачиваю его к себе и ладонью с размаху ему по забралу. Треснулся он, бедняга, носом в окошко, глаза закрыл и замолчал. И только он замолчал, как я слышу: тр-ррр... тр-ррр... тр-ррр... Кирилл на меня смотрит, зубы стиснуты, рот оскален. Я рукой ему показываю: стой, мол, стой, ради бога, не шевелись. Но ведь он тоже слышит, и, как у всех новичков, у него сразу позыв: действовать, делать что-нибудь. «Задний ход?» — шепчет. Я ему отчаянно головой мотаю, кулаком перед самым шлемом потряс: нишкни, мол. Эх, мать честная, с этими новичками не знаешь, куда смотреть: то ли в Зону смотреть, то ли на них смотреть. И тут я про все забыл. По-над кучей старого мусора, над битым стеклом и тряпьем разным поползло этакое дрожание, трепет какой-то, ну как горячий воздух над железной крышей в полдень, перевалило через бугор и пошло, пошло, пошло нам наперерез, рядом с вешкой прошло, над самой дорогой задержалось, постояло с полсекунды — или это мне показалось так? — и утянулось в поле, за кусты, за гнилые заборы, туда, к кладбищу старых машин.

Мать их, ученых, в чертову душу, надо же, сообразили, где дорогу провесили: по выемке! Но и я тоже хорош — как же не сообразил, когда на карту смотрел?

— Давай малый вперед. — говорю Кириллу.

— А что это было?

— А хрен его знает. Было и нету, и слава богу. И заткнись, пожалуйста. Ты сейчас не человек, понял? Ты сейчас машина, рычаг мой...

Сказал и спохватился, что меня, похоже, тоже словесный понос одолевать начинает.

— Все, — говорю. — Ни слова больше.

Хлебнуть бы сейчас. Достать из-за пазухи родимую, свинтить колпачок не торопясь, по горлышко на нижние зубы положить и голову задрать, чтобы полилось, в самую глотку полилось, продрало бы, слезу выточило... а потом флягу покачать и еще раз приложиться. Дерьмо эти скафандры, вот что я вам скажу. Вез скафандра я, ей-богу, столько прожил и еще столько же проживу, а без хорошего глотка в такой вот момент... Ну да ладно.

Ветерок вроде бы упал, и ничего дурного вокруг не слышно, только двигатель гудит, ровно так, спокойно. Вокруг солнце, вокруг жара, над гаражом марево, все вроде бы нормально, вешки одна за другой мимо проплывают. Тендер молчит, Кирилл молчит — шлифуются новички. Ничего, ребята, в Зоне тоже дышать можно, если умеючи. А вот и двадцать седьмая вешка — железный шест и красный круг на нем с номером двадцать семь. Кирилл на меня посмотрел, я ему кивнул, и наша «галоша» остановилась.

Цветочки кончились, теперь начинаются ягодки. Теперь самое главное для нас полнейшее спокойствие. Торопиться некуда, видимость хорошая, ветра нет, все как на ладони. Вон канава проходит, где Слизняк гробанулся — пестрое там что-то виднеется, может, тряпье его. Паршивый был парень, упокой господи его душу, жадный, глупый, грязный, а вообще-то Зона не спрашивает, плохой ты или хороший, и спасибо тебе. Слизняк, дурак ты был, а умным людям показал, куда ступать нельзя... Так. Конечно, лучше всего добраться бы нам теперь до асфальта. Асфальт ровный, на нем все виднее, и трещина эта там знакомая. Только не нравятся мне эти бугорочки. Если по прямой к асфальту идти, как раз между ними проходить придется. Ишь. стоят, будто ухмыляются, ожидают. Нет, промежду вами я не пойду. Вторая заповедь сталкера: справа или слева должно быть все чисто на сто шагов. А вот через левый бугорочек перевалить можно... правда, не знаю я, что там за ним. На карте как будто ничего нет, но кто же картам верит?

— Слушай, Рэд, — шепчет мне Кирилл. — Давай прыгнем, а? На двадцать — тридцать метров вверх и сразу вниз, и мы у гаража, а?

— Молчи, дурак. — говорю я. — Не мешай, молчи...

На двадцать метров вверх... А долбанет тебя там, на двадцати метрах? Костей ведь не соберешь. Или «комариная плешь» здесь где-нибудь есть... Тут не то что костей, мокрого места не останется.

Ох уж эти рисковые, не терпится ему. видишь ты... Давай прыгнем... В общем, как до бугра идти — ясно, а там постоим, посмотрим. Сунул я руку в наколенный карман и вытащил горсть гаек. Показал их Кириллу на ладони и говорю:

— Мальчика с пальчик помнишь? Проходил в школе? Так вот. сейчас будет все наоборот. Смотри! — и бросил я первую гаечку. Недалеко бросил, как положено — метров на десять, и гаечка прошла нормально. — Видел?

— Ну? — говорит.

— Не «ну», а видел, я спрашиваю?

— Видел.

— Теперь самым малым веди «галошу» к этой гаечке и, двух шагов до нее не доходя, остановись. Понял?

— Понял. Гравитационные ноля ищешь?

— Что надо, то и ищу. Подожди, я еще одну брошу, следи, куда упадет, и глаз с нее больше не спускай.

Бросил я еще одну гайку. Само собой, тоже прошла нормально и легла рядом с первой.

— Давай, — говорю.

Тронул он галошу. Лицо у него спокойное и ясное сделалось: видно, все понял. Они ведь все, ученые, такие. Им главное — название придумать. Пока не придумал — смотреть на него жалко, дурак дураком. Ну а придумает тут ему словно все понятно становится. Словно жить ему легче.