Пикник с кровью

Реальность всегда оказывается не похожей на то, что мы себе воображаем. Оказались ненужными притворство, игра, выжидание. Был столик недалеко от кассы, за которым сидели четверо, одного из них часто называли Капитаном. Обслуживала их вдова Датури. Все четверо ели сосредоточенно, разговаривали мало. Джулиани сел поблизости, заказал котлету по-милански. Капитан, насколько он понял, жил в своем доме недалеко от траттории. Один из сотрапезников был, похоже, его шофером, другие коммерсантами; говорили об электронной аппаратуре.

Когда обед уже заканчивался, один из коммерсантов, помоложе, сказал: «Синьор Де Пальма, если позволите, я пойду на эту встречу». Капитан кивнул. Коммерсант вышел не простившись.

Больше у Джулиани не было никаких сомнений. Он подошел к столу и представился:

— Я инспектор полиции из отдела Мобиле…Капитан то закрывал глаза, то вдруг открывал, как под действием яркого и резкого света. Голос у него был спокойный, он, казалось, совсем не удивился вызову в квестуру для беседы с комиссаром, который занимался делом бедняги Датури.

— Итак, что вас интересует, господин комиссар? Кстати, разрешите закурить? — Де Пальма достал сигару, рассеянно покрутил ее в пальцах.

Амброзио эта сигара напомнила Массагранде, командира Мобиле, когда сам он был еще довольно молодым его заместителем.

— С некоторых пор мне поручено заниматься тем, что репортеры называют микропреступностью. Вы ведь знаете, насколько выросли мелкие кражи, вымогательства, не говоря о покушениях, вооруженных грабежах, кражах автомобилей и пожарах с жертвами.

— А убийства? — спросил Капитан. — Насколько я понимаю, вы занимаетесь и убийствами.

— Более чем на сорок процентов.

Капитан пустил вверх струйку дыма от сигары.

— И что вы собираетесь делать? Васильковые глаза его стали стеклянными, почти прозрачными.

— Глава полиции говорит о профилактике, усилении «видимого» присутствия государства и сил охраны порядка в центре, на окраинах, в пригородах…

Амброзио, вздохнув, подумал: «Сейчас он взорвется». Но Де Пальма подвинул кресло к столу и оперся локтями о стекло.

— Государство? А оно существует? Существует еще? Или уже давно рухнуло?

— А вы как думаете?

— Я думаю, что Италия — не государство. Италия — конгломерат семей, а государство — это нация. Была попытка превратить это сообщество в нацию, но она позорно провалилась. Вам это говорит один из тех, кто пытался что-то сделать.

— Вы воевали? Де Пальма аккуратно стряхнула пепел в пепельницу.

— Какие курите сигары?

— «Клатмастер».

— Я так и знал.

— Как вы сказали?

— Их курил мой командир.

— Знаете, сколько лет мне было, когда я решил помочь в создании новой родины? Восемнадцать. Тогда как раз началась война. Я был в пустыне, с противотанковой пушечкой 47/32. Ее звали «Слоненок».

— Что вам запомнилось из тех дней?

— Запах порохового дыма, трудно было дышать.

— А потом?

— Я нашел это в книге, но это случилось и со мной.

Красный кориандр на лбу моего лучшего друга.

— Долго шел бой?

— Неделю, со второго по седьмое декабря. Знаете, что запомнилось? Снаряды, касаясь песка, издавали странные звуки, казалось, слышишь щебетание птиц.

— Английские снаряды?

— Чьи же еще? Против нас стоял восьмой танковый, потом эскадрон броневиков, королевские драгуны и Бог знает кто еще. Мы держали высоту 174… Он замолчал, во взгляде пронеслась тень грусти.

— Не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю?! Вот уж верно: ветераны всегда невыносимы.

— А после войны, вернувшись домой, вы учились?

— Получил диплом инженера-электронщика. Занимался даже по воскресеньям, жил как бирюк, растерял всех друзей.

— А девушки?

Впервые улыбка осветила лицо Капитана.

— Встретил одну, стриженную под мальчишку, так тогда было модно. Худенькая, белобрысая, носила длинные юбки. Я спрашивал, хочет ли она мороженого, сока или вермута, она всегда предпочитала рисовую кашу с бульоном. Всегда хотела есть. Отец ее был репрессирован. Два года они ели одну картошку.

— Любили ее?

— Да. Но нужно было получить диплом, для нее у меня не было времени, я просто не мог. Математический анализ, аналитическая геометрия… Господи, на какую чепуху ушла моя жизнь!..

— Вы расстались?

— Она вышла за другого.

— Вы сказали, что Италия кажется вам не нацией, а конгломератом семей.

— Когда я вернулся домой из плена… ничего я не нашел, абсолютно ничего, только равнодушие. Все изменилось: ценности, в которые я верил, были выброшены на свалку. Имена новых лидеров мне казались смешными:

Скоччимарро, Меуччио Руини, Тромбадори… Они были плохо одеты, не умели говорить. Отец повторял мне: парень, поверь, в конце концов ничего не меняется, эта страна — ненадежная телега, не садись в нее, иди своей дорогой. Бедняга, он понимал, что все мои мечты, как и его, рухнули навсегда.

— Вы женаты?

— Прожили двадцать лет, потом разошлись. Детей не имели. Что говорить, характер у меня… А Антония дни напролет болтала как сорока, и голос у нее противный, сорочий… Минуты не могла помолчать. Мне хотелось посидеть в тишине с книжкой, подумать о жизни, а она… Однажды у меня просто лопнуло терпение.

— Вы хорошо знали синьора Датури?