Пин-код для Золушки

— Он сражался с двумя акулами, которые могли помешать вам всплыть. Одну прогнал, а вторая перекусила его пополам…

— А-а-а, — успокоенно произнес шейх. — А я уж подумал, что он забыл о своих обязанностях. Хорошо, тогда распорядись, чтобы мой трофей вытащили и тщательно измерили! Это очень важно! Надеюсь, я не зря рисковал!

— Хорошо, господин! — кивнул Мадиба и передал команду Наджаху.

Несколько матросов подцепили буй и с трудом подняли тушу акулы на поверхность, а потом занялись той задачей, которая всегда стояла в таких случаях — тщательно произвести документирование для регистрации рекорда. Все начиналось с тщательных замеров: если общая длина акулы превысит размеры предыдущих трофеев шейха, ее следовало сфотографировать, описать и заморозить. В противном случае рыбину просто выбрасывали за борт.

Вручную поднять чудовище на палубу было невозможно — его зацепили крюком за жабру и вытянули из воды. Это было впечатляющее зрелище: голова с оскаленной пастью уже достигла уровня третьей палубы, а хвост еще касался воды! А победил такую громадину самый обычный человек! Хотя таким он был только с виду, на самом деле экипаж видел в своем хозяине могущественного джинна! На него украдкой смотрели издали и радовались, что такой смелый, сильный и замечательный человек жив.

Хотя сейчас шейх, обычно возглавляющий процедуру документирования добычи и активно в ней участвующий, не проявлял к ней никакого интереса. Ему принесли свежую одежду и кальян, он переоделся, уселся в свое любимое ротанговое кресло и неспешно затягивался сизым, с острым ароматом, дымом. Сжатые в комок нервы расслаблялись, и он постепенно приходил в себя. Наджах неслышно подошел, остановился на приличном расстоянии и деликатно поинтересовался:

— Какие будут указания по замерам добычи, господин? Прикажете начинать? Или…

Шейх выпустил несколько колец дыма, посмотрел, как они догоняют друг друга, и вяло махнул рукой.

— Отложим до завтра! Это чудовище, — он показал большим пальцем через плечо назад, в сторону кормы, — оно уже никуда не денется. И чувствую я, что это самая большая акула, добытая на земле за последнюю тысячу лет!

— Никто даже не сомневается в этом, господин! — склонился в поклоне Наджах и исчез, будто растворился в сгущающихся сумерках.

* * *

На «Ориенте» ложились спать рано и вставали тоже рано, чтобы не пропустить прелестей раннего утра в открытом океане и незабываемого по красоте восхода солнца. Во всяком случае, так считалось, и отчасти это было правдой: и ранее утро в океане прелестно, и восход солнца незабываем. Но имелось и более прагматичное объяснение, которое вслух не произносилось: распорядок дня во дворце, на дирижабле и на яхте определялся привычками и желаниями хозяина — все остальные подстраивались под него.

Все уже разошлись, и Мадиба ожидал команды быть свободным, чтобы привести в порядок себя и свою каюту: он бросил мокрую одежду прямо на пол и надел рабочий комбинезон, но завтра он снова должен быть в галабее и гафии, а его собственный головной платок утонул, и надо было каким-то образом раздобыть новый… Но внезапно шейх сказал:

— Что-то мне не спится. Пойдем, я хочу посидеть на палубе.

Это было уже не в первый раз. Обычно шейх сидел в шезлонге и смотрел вдаль, хотя ночью не то что вдали — вблизи ничего не увидишь. Может быть, он считал звезды на горизонте, может быть, думал о чем-то своем: о бизнесе, политике или личных делах. Во всяком случае, так он сидел довольно долго и ложился спать уже в три-четыре часа утра. Каждый раз при нем находился Мадиба, как и положено личному охраннику. Он тоже думал о своем, хотя масштаб его мыслей был неизмеримо мельче, чем у шейха Ахмеда. Он думал о неопределенности своей судьбы: нет ни дома, ни семьи, ни четкой и реально достижимой цели в жизни. Гибель хозяина усложнила и запутала его жизнь окончательно, а рисуемые представления о будущем растаяли, как миражи в пустыне…

Но в этот раз шейх был настроен поговорить.

— Как дела? — спросил он. — Что у тебя нового в исполнении своего обета?

— Ничего, господин, я же нахожусь все время при вас и никуда не отлучаюсь, — сказал он.

— Ты знаешь, Хафиз, я никогда всерьез не подозревал тебя в предательстве, хотя и намекал на это. Но Далиль мне сказал, что вы шептались о чем-то с Галибом — он видел это на мониторе. И произошло это перед тем, как мы прилетели в Бахру.

— Да, такое было, — кивнул Мадиба. — Я инструктировал, как лучше охранять гостей в стойбище.

— И после этого один из строго охраняемых гостей трагически погиб в том самом стойбище! Не правда ли, странно?

Почти все освещение на яхте, кроме ходовых и сигнальных огней, было потушено, и только бледный свет луны освещал четвертую палубу, сидящего в кресле шейха с упрятанной в рукав перевязанной правой рукой, которая, очевидно, доставляла ему беспокойство — иногда Ахмед бен Касим морщился от боли. А напротив него стоял в смиренной позе главный охранник, как думал шейх — Хафиз абу Халялья, а на самом деле — Мадиба Окпара.

— Всякие странности случаются в жизни, — сказал Окпара. — На все воля Всевышнего.