Было ли задание, которое оказалось бы не по плечу этому вихрастому пареньку с острыми, живыми глазами? Кажется, нет. Когда нужно было побывать в селе и подсчитать, какими силами располагают каратели, это часто поручалось ему. Кто мог в невинном попрошайке с осунувшимся, заострённым, будто от недоедания, лицом заподозрить опытного и зоркого разведчика? С замызганной полотняной сумкой через плечо появлялся Пётр на улицах сёл. Низенький, слегка прихрамывая, переходил он от дома к дому, просил милостыню. Опускал кусочки чёрствого хлеба в потрёпанную сумку, а сам зорко смотрел по сторонам и намётанным глазом определял, где разместился штаб карательного отряда, сколько у врагов пулемётов и пушек, сколько солдат у походной кухни.
— Молодец, тёзка! — хвалил Петю командир отряда.
— Везёт парню, — говорили между собой партизаны. — Прямо в пасть зверю ходит. И ничего.
Но не так-то просто и безопасно жилось Пете. Часто бывал он неосторожен, горяч и тогда дорого платил за свои ошибки.
Командир строго запретил ему появляться в родном селе. Там знали, что Пётр ушёл к партизанам. Но не выдержал, захотелось взглянуть на родной дом, на школу, где учился. День просидел в своём, сооружённом ещё до войны, шалаше на ветках гигантской сосны. А как стемнело, пробрался в село.
Грустные вести ждали его там. Погиб верный помощник, пионер Вася Прокопенко. Фашисты нашли его на чердаке, когда Вася принимал по радио сообщение из Москвы. Схватили палачи и Васю Кириленко.
Вместе с матерью увезли его в Иванково. Там казнили.
Злобой закипело сердце Петра. Для начала приклеил листовку на дверях полицая, что навёл фашистов на след ребят. «Пусть знают, что здесь живёт выродок».
Всё сделал чисто, да не рассчитал: слишком быстро побежал от крыльца и нарвался на патруль. Отвели его к старосте. У того как раз гости — немцы из районного городка Иванково. Начались расспросы: кто да что?
Выяснилось, что парня зовут Петром Зайченко.
— Зайченко? — переспросил немец. — Партизанский командир Пётр Зайченко кем тебе приходится?
Ничего не добившись, решили задержать Петю до утра. Его закрыли в тот самый сарай, в котором он когда-то проводил «молочную операцию».
Всю ночь разгребал он пальцами твёрдую, слежавшуюся землю под стеной сарая. К утру еле протиснулся в узкий лаз. И вовремя. Он уже слышал, как загремел засов и полицай крикнул в темноту сарая:
— Эй, ты, пацан, выходи! Немцы тебе будут допрос делать. Где ты запропал? Чуешь?
Пётр не стал дожидаться, пока полицай выяснит, где он запропал.
Огородами побежал к лесу.
Его быстро обнаружили. Началась погоня. Полицаи шли за ним по пятам, и ничего не оставалось, как повернуть к реке. Теперь он выиграл у врага несколько минут. Но река! Как переплыть Тетерев? Вот если б была лодка! И тут он вспомнил, что ребята по его же заданию на лодке перевозили оружие с хутора. Надо поискать. А вдруг она сохранилась?
Тогда — спасение. Он метался по берегу реки, но лодки нигде не было.
Еле живой, добежал он до низкорослого кустарника и, обессиленный, упал на землю. Всё. Сейчас схватят. А у него даже оружия нет. Защищаться нечем. Вот кто-то подошёл, шурша песком, коснулся его плеча.
— Товарищ…
— Кто это? — Пётр приподнял голову, открыл глаза.
— Товарищ, тут лодка в зарослях. Бежим! Скорее!
Пётр вскочил. Бегом к лодке. Сталкивая её в воду, они узнали друг друга.
— Микола? Ты!
— Ну, я! Прыгай!
Пётр сам сел на вёсла, стремглав пересёк широкий Тетерев.
— Спасибо, друг, выручил. Теперь пообожди тут дотемна, а то сцапают.
— Знаю. Не впервой, — степенно ответил Коля.
Так они и расстались.
В отряд Пётр явился вовремя. Партизаны готовились к крупной операции.
Пётр упросил, чтобы и его включили в одну из боевых групп.
Долго лежали они на опушке леса, поджидая эшелон с фашистами.
Но вот послышался нарастающий шум, показался поезд. И тут раздались сразу три взрыва. Уцелевшие фашисты залегли и открыли огонь.
Командир приказал отходить. На сборный пункт явились все. Не было только Петра Зайченко. Его ждали три дня, искали, но безуспешно.
Женщина очень испугалась, когда, придя в лес за хворостом, нашла в овражке раненого паренька. Он, видно, долго полз, стараясь уйти подальше от места боя, потерял много крови и теперь был без сознания и даже не стонал, когда женщина волоком тащила его, положив на хворост и укрыв сверху еловыми ветками.
Двое суток он лежал без памяти, а на третьи тихонько застонал.
— Вот и хорошо, — обрадовалась хозяйка. — Подал голосок.
Теперь пойдёт на поправку.