Пётр и Павел. 1957 год

Пауза затягивалась, и Ступак занервничал. Первый секретарь, по-видимому, не только не собирался учинять ему разноса, но дружелюбно улыбался, и в глазах его светилось даже некое подобие сочувствия. Постепенно пыл журналиста начал угасать, и в душу закралось тревожное безпокойство. Эти двое что-то задумали, но что, он понять не мог.

Сидеть в кожаном кресле вдруг стало как-то очень неуютно, захотелось поскорее выбраться из его мягких недр и оказаться на свободе. Семён заворочался, заёрзал, стараясь устроиться поудобнее, но только усугубил безнадёжность своего положения.

– Можно я на стул сяду? – неожиданно спросил он.

– Конечно, конечно, – тут же отозвался Троицкий. – Главное, чтобы вам было удобно, товарищ Ступак.

– Не привык я в таких… мебелях. Нашему брату чего-нибудь попроще бы, – попытался пошутить Ступак, выползая из кожаного нутра. Но шутка как-то не получилась, и от этого несчастному журналисту стало тоскливо и тошно на душе. Захотелось бежать из этого кабинета. К маме, к собакам… С ними ему всегда было спокойно и хорошо.

– Ну, что скажете, Семён Львович? – спросил из своего угла Мяздриков.

– Я?!.. – растерялся Ступак. – Я думал, у вас ко мне какие-нибудь вопросы… имеются.

– Как живёте? – в свою очередь поинтересовался Троицкий. – Какие проблемы?.. Пожелания?.. Просьбы?..

– Проблемы?.. – Семён был совершенно сбит с толку. – Да я, собственно… Нет у меня никаких проблем…

– Так не бывает, товарищ Ступак, – улыбнулся Борис Ильич. – Проблем только у покойников нет, а у нас, грешных, проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет! – и расхохотался, довольный, как ему показалось, удачной шуткой.

Обезкураженный журналист разозлился.

– По-моему, это у вас из-за моей публикации проблемы возникли. Для того и вызвали "на ковёр"?.. Что ж!.. Валяйте, снимайте стружку!..

– Во-первых, Семён Львович, никто с вас стружку снимать не собирается, – охолонил Ступака Пётр Петрович. – А во-вторых, нам действительно интересно, как живут наши молодые специалисты. Вам сколько лет?

– Двадцать семь…

– Институт когда закончили?

– В прошлом году…

– Что так поздно?..

– Меня после школы в армию призвали.

Партийные секретари сочувственно покачали головами.

Семён ничего не понимал. Дружелюбный тон и ласковые глаза говорили, что этих двоих его судьба, действительно, интересует. Но по нормальной логике советских людей так не бывает!.. Во всяком случае, не должно было бы быть!..

– Где служили?

– В Севастополе… В отряде водолазов…

– А я в Североморске на подводной лодке… Всю войну, от звонка до звонка, – с какой-то ностальгической грустью проговорил Мяздриков. – В каком звании на дембель пошёл?

– Старшина второй статьи.

– А меня кавторангом комиссовали… В сорок шестом… Давление, будь оно неладно!.. Но это всё неважно!.. Главное, мы с тобой, братан, оба забортной воды хлебнули. Или водолазы, как-то иначе своих салаг крестят?..

– Не знаю, – смутился Семён. – Меня никто не крестил.

– А у нас, у подводников, существует железная традиция: новобранец обязан выпить стакан забортной воды и поцеловать раскачивающуюся кувалду. Поверьте, это совсем не просто. Некоторым удаётся всего лишь ссадиной отделаться, а я рот в кровь разбил… Двух передних зубов лишился… Глядите!..

И широко улыбнувшись, Борис Ильич сверкнул серебряными коронками.

– Вот кому повезло, так это Петру Петровичу, – съязвил Мяздриков. – Он кувалду не целовал и вообще всю войну пороху не нюхал. В штабных блиндажах просидел… Ему нас с тобой ни за что не понять. Согласен, Семён?..

Как-то незаметно Мяздриков перешёл с журналистом на ты.

– Тоже мне "морской волк"! – огрызнулся Троицкий. – Каждый из нас на войне своё дело делал, и не гоже нам с тобой, Борис Ильич, боевыми заслугами хвастать!.. – похоже было, что Пётр Петрович даже слегка обиделся.

– А я и не хвастаю. Всего лишь констатирую факт. Мы с Семёном – кореша, а ты… Прости меня, товарищ Троицкий, но ты – самая настоящая "штабная крыса"!..

Он сказал это так смачно, с таким ядовитым подтекстом, что даже Ступак не выдержал и улыбнулся.

– Ладно, – Пётр Петрович перевёл разговор в серьёзное русло. – У вас дети есть Семён Львович?..

Журналист горестно покачал головой.

– Нет… Пока нет…

– Но вы женаты?..

Та же реакция.

– Не могу поверить, что у тебя на примете никого нет, – многозначительно подмигнул Мяздриков.

Семён густо покраснел. Не мог же он вот так, сразу, с бухты-барахты, признаться совершенно чужим людям, что уже год, два месяца и восемнадцать дней отчаянно влюблён в Шурочку Крохину – библиотекаршу Некрасовской библиотеки, что Шурочка отвечает ему взаимностью, но дальше поцелуев в подъезде её дома на Банной улице дело у них не зашло.

Борис Ильич всё понял и без слов. Потрепав непослушный вихор на затылке молодого специалиста, дружески посоветовал.

– Дружище, зря время теряешь?.. Учти, молодость быстро проходит. Помнишь, как это у Крылова?.. "Оглянуться не успеешь, пенсия катит в глаза"… Послушайся доброго совета: наплюй на всё и женись!..

– Не могу, – еле выдавил из себя Семён.

– Отчего? – удивился Пётр Петрович.