Теперь напомянем о другом дворе – царя Петра Алексеевича и матери его, царицы Натальи Кирилловны, коим образом проводили своё время во всё то правление царевны Софии Алексеевны. И именно, жили по вся лето в Преображенском своим двором, аж до самой зимы, а зимою жили на Москве. А двор их состоял из бояр, которые были их партии: князь Михайло Алегукович Черкаской, князь Иван Борисович Троекуров, князь Михаил Иванович Лыков, родом Урусов, родом Нарышкины, князь Борис Алексеевич Голицын кравчий, родом Стрешневы, да спальники, которые все привязаны по чину своему, и почитай, все молодые люди были первых домов. И царица Наталья Кирилловна, и сын ея ни в какое правление не вступали и жили тем, что давано было от рук царевны Софии Алексеевны. И во время нужды в деньгах ссужали тайно Иоаким патриарх, также Троице-Сергиева монастыря власти и митрополит Ростовский Иона, которой особливое почтение и склонность имел к его царскому величеству Петру Алексеевичу.
Между тем, как старые ревнители хлопотали о просфорах с восьмиконечным крестом, Царевна София заботилась о венцах, цепях, кафтанах и украшениях всякаго рода, – что делал десятилетный Пётр? Пётр только то и делал, что думал о своих военных потехах: в Оружейной мастерской палате сохранилось сведение, что даже накануне царскаго венчания велено было сделать, по его указу, четыре лука с буйволовыми костьми, недомерки, к ним шесть гнёзд северег шафранных, два гнезда товаров, его государевой статьи, да два лука по 14 корков(?) мерных, два лука по 13 корков средних, два лука по 12 корков недомерков, да к ним 20 гнёзд северег простых, стольничей статьи. Великаго Государя указ приказал записать боярин Пётр большой Васильевич Шереметев.
Силой обстоятельств он [Пётр] слишком рано предоставлен был самому себе, с десяти лет перешёл из учебной комнаты прямо на задворки.
Во время правления Софьи Пётр продолжал проживать с матерью в Преображенском селе. Его воспитание было совершенно заброшено. Учителя, Никиту Моисеевича Зотова, от него удалили; другого ему не дали; он проводил время в потехах, окружённый ровесниками, без всяких дельных занятий: такая жизнь, конечно, испортила бы и изуродовала всякую другую натуру, менее даровитую. На Петра она положила только тот отпечаток, что он, как сам после сознавался, не получил в отроческих летах тех сведений, которые необходимы для прочного образования. Через это небрежение Петру приходилось учиться многому уже в зрелом возрасте. Сверх того проведённое таким образом отрочество лишило его той выдержки характера в обращении с людьми, которая составляет признак образованного человека. Пётр с отроческих лет усвоил грубые привычки окружавшего его общества, крайнюю несдержанность, безобразный разгул.
…Молодой царь выгнан был грустию и скукою из дворца и выбежал на улицу, где в потехах, столько соответствовавших его натуре, он расправил свои силы и получил те дружинные привычки, которые так соответствовали его деятельности, его историческому значению. Но дружинная жизнь, если, с одной стороны; предполагает сильную деятельность, подвиги, то, с другой, предполагает весёлую, разгульную жизнь, опять соответствующую природе людей, способных к дружинной жизни. Так жилось в старой Руси, где князь, прежде всего, был вождём дружины; поработать и потом сесть пить с дружиною – таков был день старого русского князя, который не мог принять магометанства, потому что «Руси есть веселие пити». Следовательно, нечему удивляться, если и новая дружина петровская не разнилась в этом отношении от старых дружин. Но здесь мы должны припомнить ещё и другие условия, которые нам объяснят дело во всех подробностях. Припомним, что для Петровых деда, отца и брата, кроме их природы, недоступный, окружённый священным величием и страхом дворец служил тем же, чем терем для древней русской женщины, – охранял нравственную чистоту, хотя мы знаем, что более живой по природе царь Алексей Михайлович любил иногда попировать, напоить бояр и духовника. Младший сын его, с пылкою, страстною природою, выбежал из дворца на улицу, а мы видели, как грязна была русская улица в конце XVII века; справимся с известиями о господствовавших пороках тогдашнего общества, и нам объяснятся привычки Петра, которые так нам в нём не нравятся.