Во время страшного розыска по этому делу, происходившего в Преображенском приказе, государь, 2 марта, в соборное воскресенье, был у обедни. Здесь подошёл к нему неизвестный человек и подал бумагу, в которой было написано следующее: «За неповинное отлучение и изгнание от всероссийского престола царского Богом хранимого государя царевича Алексея Петровича христианскою совестью и судом Божиим и пресвятым евангелием не клянусь, и на том животворящего креста Христова не целую и собственною рукою не подписуюсь; ещё к тому и прилагаю малоизбранное от богословской книги Назианзина могущим вняти в свидетельство изрядное, хотя за то и царский гнев на мя произлиется, буди в том воля Господа Бога моего Иисуса Христа, по воле Его святой, за истину, аз раб Христов Илларион Докукин страдати готов. Аминь, аминь, аминь». Бумага, на которой подписаны были эти слова, была присяжным листом на верность новообъявленному наследнику престола царевичу Петру Петровичу. Этот присяжный лист раздавали во множестве экземпляров, приводя русских к присяге. Человек, подавший Петру эту бумагу, был подьячий Докукин. Его три раза подвергли жесточайшей пытке. Он никого не выдал, хулил Петра и Екатерину и кричал, что пришёл добровольно пострадать за правду и имя Христово. Его колесовали. Но Пётр понял, что, между сторонниками его сына, есть люди, о которых можно было сказать, что они не чета жалкому, ничтожному царевичу и что они гораздо опаснее самого Алексея.
По тому же следствию Толстому государь сказал: «Едва ли кто из государей сносил столько бед и напастей, как я! От сестры был гоним до зела: она была хитра и зла. Монахине (имееся в виду опальная царица Евдокия Фёдоровна) несносен: она глупа. Сын меня ненавидит: он упрям. Всё зло от подпускателей».
1718 года 14 марта министры приговорили: «Александру Кикину за все вышеписанное учинить смертную казнь жестокую; а движимое и недвижимое имение его всё, что есть, взять на его царское величество». Подлинный приговор подписали: князь Иван Рамодановский, Борис Шереметев генерал-фельдмаршал, граф Иван Мусин-Пушкин, генерал-адмирал граф Апраксин, граф Гаврило Головкин, Тихон Стрешнев, князь Пётр Прозоровский, барон Пётр Шафиров, Алексей Салтыков, Василий Салтыков. По листам скрепил диак Тимофей Палехин.
Говорят, что заговорщики намеревались сжечь Петербург и флот, распустить милицию и умертвить всех иностранцев, как виновников введения в стране чужеземных нравов, обычаев и правил, равно как убить всех любимцев царя, священная особа и семейство которого, вероятно, тоже не были бы пощажены.
В сие время другое дело озлобило Петра: первая супруга его, Евдокия, постриженная в Суздальском Покровском монастыре, привезена была в Москву вместе с монахинями, с ростовским епископом Досифеем и с казначеем монастыря, с генерал-майором Глебовым, с протопопом Пустынным. Оба следственные дела спутались одно с другим. Бывшая царица уличена была в ношении мирского платья, в угрозах именем своего сына, в связи с Глебовым; царевна Мария Алексеевна в злоумышлении на государя; епископ Досифей в лживых пророчествах, в потворстве к распутной жизни царицы и проч.
По исчислению Семевского (выдающийся русский историк, издатель журнала «Русская старина» –