Похоже на то, что в сей кампании государь этот сделал всё возможное для всеконечной своей погибели: остался без съестных припасов, имея в тылу реку Прут, а перед собой сто пятьдесят тысяч турок и сорок тысяч татар*.
*По сведениям С. М. Соловьёва, турок было 119665, а татар 70000, русских же только 38246. (См.: С. М. Соловьев, История России с древнейших времен. Изд-во «Общественная польза». СПб. 1886. т. 6, кн. 4, с. 69).
Находясь в сей крайности, он во всеуслышание сказал: «Вот и я теперь в столь же бедственном положении, ежели не хуже, как и брат мой Карл под Полтавой».
В армии великого визиря находился вместе с несколькими поляками и шведами неутомимый агент короля Карла XII граф Понятовский, и все они почитали погибель царя уже неотвратимой.
Говорят, что 10 июля, когда не было надежды, что визирь согласится на мир, когда предстояли или смерть, или плен, Пётр отправил следующее письмо Сенату: «Господа Сенат! Извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в семь крат сильнейшею турецкою силою так окружён, что все пути к получению провианта пресечены и что я без особливые божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царём и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы по собственноручному повелению от нас, было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице моём; но если я погибну и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшего мне в наследники».
Впоследствии царь неоднократно признавался, что никогда за всю свою жизнь не испытывал он столь жестоких мучений, как в ту ночь. Пётр мысленно перебирал всё, что он уже сделал за столько лет ради счастия и славы своего народа, все те великие дела, кои неизменно прерывались войнами, и теперь могут, ещё не завершившись, быть уничтожены вместе с ним самим. Оставался единственный выбор – или погибнуть голодной смертию, или же пробиваться через стовосьмидесятитысячное войско, имея истощённую и наполовину сократившуюся армию, с кавалерией почти без лошадей и погибавшей от голода и лишений пехотой.
Он призвал генерала Шереметева и, не колеблясь и ни с кем не советуясь, приказал заутра начать штыковую атаку на турок.
Наиболее драматичной была ночь с 10 на 11 июля, когда, Пётр приказал готовиться к прорыву. Это было смертельно опасно. Для ослабленных русских войск прорыв мог кончиться катастрофой, и дата смерти Петра могла бы стать другой. И в этот момент Екатерина проявила мужество, находчивость и волю. Пока Пётр отдыхал, она, не спросясь его, собрала генералов и провела с ними совет, показавший самоубийственность прорыва. Затем она разбудила Петра и уговорила его написать ещё одно, последнее, письмо визирю – командующему турецкой армией. К этому письму тайком от царя она приложила все свои драгоценности – такие памятные и дорогие для неё вещицы, подарки Петра.