Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Повтори еще! Еще! Какая дьявольская симфония в твоих словах… Я им еще покажу… всем насмешникам… Я сделаю из тебя, азиат, северного германского человека, и мы вместе войдем в Валгаллу.

Сергей:

— А по дороге остановимся в Кремле!

Оба дружно хохочут.

Задняя комната аптекаря. За столом сидят суровые и хмурые Иштван, Степан и Лёвушка. Перед ними навытяжку стоят Сергей, Альдона и Ганс.

Степан грозно:

— Ты знал об этом коллективном заявлении Альдоны и Ганса? Отвечай, Сергей!

— Знал.

— Ты его допустил, а допустив, не предупредил нас о столь гнилых настроениях твоих подчиненных. Позор! Ты в ответе за группу. Ты ее разложил! А группа ваша не из последних, и стыдиться вашей работы вам нечего. Лёвушка это вам подтвердит, он знает число и качество завербованных по всем группам.

Молчание. Степан:

— От кого вы получаете задания? Отвечайте, Альдона и Ганс!

Оба недоуменно:

— От вас через Сергея.

— А мы от кого?

— От Центра.

Степан хлопает ладонью об стол так, что звякают пустые стаканы.

— Какие это были задания?

— Обыкновенные, — нетвердо отвечает Альдона.

— Как это «обыкновенные»?

— Ну, как? Я не понимаю… Такие, как всегда…

— Был боевой приказ напасть на гитлеровского фельдкурьера?

— Был.

— Кто был ранен в этом бою?

— Я.

— Так какого же черта тебе еще надо, Альдона?

В ответ Альдона молча и смущенно разводит руками.

— Чем фашистская пуля под Берлином хуже вражеской пули в другом месте? А? Отвечай, Альдона!

— Она… Конечно… Но…

— Тебе нужно военную форму и знамя в руке? Газетную шумиху? А? Парадокс: доросла до двадцати четырех лет и не понимаешь, что настоящие герои не обязательно одеты в военную форму и не всегда держат знамя! А главное — не нуждаются в рекламе! Тебе показухи захотелось, а? Ты не понимаешь, что если в условиях мирного существования добровольно идешь на риск смерти, то ты уже героиня? Не где-то под Шанхаем, а здесь, под Берлином! Не понимаешь, что ты уже давно фронтовой боец! Что фронт может проходить через кабинет итальянского полковника! А, Ганс? Позор!

Иштван:

— Вы хотите дезертировать с поста ради романтики? Плохо, Альдона, плохо, Ганс: плохо потому, что очень глупо. Не ожидал!

Лёвушка:

— Стыдно, ребята. Вы не дети. Поддаться таким настроениям в трудную минуту борьбы — это предательство товарищей, по сути дела — измена делу. Кто сбежит из-под Берлина, тот сможет сбежать из-под Мукдена, а научившись бегать, сбежит из-под Москвы. Сначала будете кривляками-леваками, потом незаметно для себя перескочите боевую баррикаду и очутитесь прямо в стане наших врагов. Именно там любят показную красивую романтику. А мы ценим простоту, искренность и непоколебимую верность делу! Стыдно, ребята! Степан, прошу: верни им их заявления, они, я уверен, поняли свою ошибку и раскаиваются!

Степан с недовольным лицом передает Альдоне и Гансу их бумажки:

— Ладно, идите. А ты, Сергей, останься. Ты получишь вдвое!

Парк весной. Иштван и Сергей гуляют по безлюдной аллее. Иштван:

— Центр утвердил разработку линии Экономиста. Работай осторожно, Сергей. Старайся не показываться с ним на людях.

— Это не всегда возможно.

— Конечно. Избегай людных мест. За всеми сотрудниками Цвайгштелле следят, если не постоянно, то выборочно. А черт никогда не спит, раз в месяц контрразведка пошлет за Экономистом агента и вскроет знакомство с тобой. А если ей уже известно о твоей связи с Цербером? Смотри, братец, можешь потерять не только перспективную линию, но и собственную голову!

Скромно обставленная комната. У окна в кресле сидит красивая седая дама в черном платье с укрытыми пледом ногами. На коленях у нее книга. Входят Горст и Сергей. Оба склоняются к сидящей.

Горст:

— Мутти, позволь представить тебе графа Иожефа Пэре-ньи де Киральгаза. Граф почтил меня своей дружбой, которую я высоко ценю. Граф, познакомьтесь, это моя мать, фрау Розмари Горст. Мой отец, полковник в отставке, умер в прошлом году.

Сергей целует старушке руку.

— Садитесь, граф. Я очень рада вашей дружбе, сын много говорил о вас.

Сергей:

— Мы случайно познакомились в тире Союза стрелков и сошлись вначале потому, что оба увлекаемся коллекционированием марок.

— Это было вначале, а потом?

— А потом знакомство перешло в дружбу. Я — иностранец, мы видим только поверхность немецкой жизни и считаем, что все немцы, поскольку они кричат друг другу «Гайль Гитлер», являются гитлеровцами. Ваш сын — новый для меня тип немца, который разрешает себе мыслить самостоятельно.

— О, да, граф. Мы самостоятельно мыслим и горды этим. Поскольку Конрад мне рассказывал о вас как о прогрессивно настроенном человеке, я сейчас доверю вам нашу семейную тайну. Вы увидите, к кому вы попали в дом.

Мать и сын обмениваются взглядами.

— Надо верить в людей, мой мальчик, не бойся! С некоторым колебанием Горст идет к серванту, открывает его и из-за кипы столового белья достает тоненькую книгу. Оглядывается на дверь и на цыпочках, как готовую взорваться бомбу, несет ее Сергею.

— Что это?

Горст говорит шепотом:

— «Зимняя сказка» Гейне.

И поскольку лицо Сергея не выражает ничего, он добавляет: