Читаем Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII полностью

Лицо помощника Артузова передернулось, одним глазом он скользнул по Андрею так, что у того прошел холодок по спине.

— Мы пустим Андрея Манина по верхам, понимаешь, мой друг?!

Артузов лежал на спине, шевеля пальцами поднятой руки, и улыбался своим мыслям.

— Не надо торопиться, надо терпеливо вложить в него время и деньги, а отдача будет, — он помолчал, потом повернулся к Андрею и сказал: — Возвращайтесь и принимайтесь за напряженную работу. Окончите один-два факультета. Изучите побольше языков — может, десять, двадцать или тридцать. Но, прежде всего, станьте образованным марксистом. Ни приятное лицо, ни хорошо сшитый костюм не сделают из вас хорошего борца. Нужно понять цель борьбы, историческую справедливость ее. Поняли, Андрей?

— Да.

— Все. Идите. Я даю указания в Прагу Степану.

Вот и все. Так Андрея пустили «по воздуху». Пройдя суровую школу на море, он в случае войны мог бы пускать под откос военные поезда или заниматься диверсией на военных заводах. Но ему было предопределено другое. Производственной одеждой стал для него фрак, а оружием — хорошо продуманное слово, внушавшее врагам доверие.

Десять лет готовили Андрея, прежде чем ввести его в группу антифашистов, и к этому времени он уже хорошо освоил искусство перевоплощения, более тонкого, чем на театральной сцене: потому что ошибка в жизни, среди врагов, каралась смертью. Андрей привык верить в ту маску, которую носил, не делал ошибок в мелочах, и это помогало ему успешно выполнять задания. Андрей стал высоко и всесторонне образованным человеком, а это значило — готовым к борьбе в сложных условиях чужбины и конспирации.

История публикации «Пира бессмертных» 

Пройден путь длиной в тридцать лет, преодолено множество препятствий, прежде чем «Пир бессмертных» стал достоянием общества, вот об этом пути и пойдет речь.

После смерти деда бабушка уехала жить к матери, она не хотела жить в доме, где стены напоминали о любимом человеке. При переезде на новую квартиру среди вещей я увидел один экземпляр рукописи «Пира бессмертных», глядя на бабушку, еле скрывая радость, молча постучал пальцем по обложке одного из томов. Бабушка прошептала: «И не думай, эти книги тебя погубят».

Дед оставил бабушке приличное состояние, обеспечив безбедную жизнь на многие годы, тем не менее, бабушка жила на полном пансионе мамы, соблюдая вооруженный нейтралитет. Мама в нашей жизни — единственный и самый близкий человек! Война, арест родителей, исключение из института, голодное существование в военные годы. Первое замужество — первый ребенок, второе замужество — второй ребенок. В 1970-х годах у матери появился третий мужчина — талантливый, можно сказать от Бога, художник и скульптор Васильев Дмитрий Юрьевич, самозабвенно любивший мать и с почтением и уважением, относившийся к деду и бабушке.

В предисловии к книге «Залог бессмертия» автор пишет: «Без всякой надежды быть услышанным при жизни я твердо верю в наше будущее и работаю ради него и для него… Будь что будет — я пишу в собственный чемодан, но с глубокой верой в то, что когда-нибудь чьи-то руки найдут эти страницы и используют их по прямому назначению — для общего блага, для восстановления истины». Об издании книг «Возмездия» в СССР не могло быть и речи. Другое дело — книги других частей «Пира бессмертных» — «Цепи и нити» и «Щедрость сердца». О разведке

можно писать всякую чепуху, главное — показать подвиг советского разведчика и победу над коварным врагом, да и об Африке можно рассказать любые небылицы. Подобные литературные произведения в разных вариантах и большими тиражами печатали для детей старшего возраста. Вот на эти обстоятельства и была сделана ставка. С разведкой дело обстояло просто, журнал «Наш современник» обнародовал в 1974 году повесть «Рага bellum» («Готов к бою»). Читатель не мог знать, что изложенные в повести события соответствуют действительности. С Африкой дело обстояло хуже: было ясно, что первый вариант книг «Цепи и нити», с которым знаком читатель, в те годы не издадут. Дед хотел рассказать об Африке и несколько раз переделывал книги, получая замечания:

Приключения у вас все какие-то… заковыристые… маловероятные, понимаете ли? Героя похищают! Это в наше-то время!

Перед моими глазами проносится столько фактов. Я отвечаю:

— Людей похищают в наше время днем в центре Парижа и Нью-Йорка, а уж в Сахаре… Там все можно! Там власть силы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное