Читаем Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII полностью

Крупным планом лица Сергея и Джонни: оба со смехом ныряют под навес лавочки в парке для того, чтобы укрыться от дождя. Вечер. По краю навеса над их головами бегает свет ярких цветных лампочек, резко и причудливо освещая мокрые лица.

Джонни, оживленно жестикулируя:

— Дождь сейчас пройдет. Переждем здесь. Так вот я говорю, Джеки, разведка — это игра без правил. Правильно?

— Нет. Это борьба за утверждение правил.

— Ерунда. Я не считаю вас новичком, Джеки, но всегда чувствую, что вы среди нас, настоящих разведчиков, чужой. То для вас неэтично, это несимпатично. Ха-ха-ха! Вы набиты принципами, как мешок картошкой! Какие принципы могут быть при работе с людьми без принципов?

— Работать можно со всеми, но принципы, Джонни, должны быть не для них, а для себя!

Джонни весело хохочет.

— Садясь играть, вы сначала осматриваете колоду, как бы ваши карты, боже сохрани, не оказались краплеными.

— А вот Дон Луис играет только фальшивыми картами и игру начинает прямо с запрещенного хода.

— Вы правильно сделали, Джеки, что передали его мне. Я для него подходящий партнер, у нас одинаковый набор фокусов!

— А если Дон Луис все-таки попытается подставить вам ногу?

Лицо Джонни меняется. Теперь это оскал хищника.

— Я постараюсь как можно больнее ее раздавить. Вы поставили мой заработок в зависимость от работы Дона Луиса. Так что же, я, по-вашему, буду с ним церемониться?

Они молча смотрят в лицо друг другу.

— Что вы хотите этим сказать, Джонни?

— Дон Луис любит сладкую жизнь и каждую ночь шляется из кабака в кабак. К утру он еле живой доползает до своей надушенной постели. Если он попытается накинуть мне на шею петлю, то до постели он не дойдет. Его тело найдут на пути в отель.

Снова обмен взглядами.

— Напрасно вы так смотрите на меня, Джеки! У меня четверо любимых детей и уважаемая жена, их мать. За них я отвечаю перед своей совестью, людьми и перед богом! Я — хороший семьянин, Джеки, это уж, извините, мой принцип!


Поздняя осень. Серый ветреный день. Быстрый бег туч над черно-синим вспененным морем. У низких скал вздымаются и бьются волны. Укрывшись от брызг и ветра, две темные фигуры едва видны на фоне мокрых и темных камней. Иштван и Лёвушка, прижавшись друг к другу и наклонив головы, беседуют под шумный рокот моря.

Лёвушка:

— Что же делать, Иштван? Отступать поздно!

Иштван после молчания:

— Да. Мы вошли в соприкосновение с контрразведками на зыбкой почве работы с авантюристами. Если Джонни и Эмиль продают всех всем, то ясно, что они засекли Сергея и уже кому-то его продали. А может быть, и не только его?

— Сообщить наши опасения Центру?

— И поздно, и рано, Лёва. Поздно, так как Сергей уже попал в их поле зрения. Сергей заметил — Эмиль при последних свиданиях подавал ему странно липкие стаканы и брал их от Сергея за донышко и края. Понимаешь, Лёва, он, очевидно, не хотел испортить отпечатки пальцев. Что Сергей десятки раз сфотографирован — не подлежит сомнению. В баре прислуживают две хорошенькие итальяночки — Мар-челла и Грация. Недавно Сергей, внезапно обернувшись, как будто бы заметил в руках у одной из девушек наведенный на него маленький фотоаппарат. Другая девушка, заметив движение Сергея, прикрыла подругу. Все это лишь предположения, но очень уж все подозрительно.

Молчание. Ровный гул прибоя.

Лёва:

— Надо наметить наши действия. Что ты предлагаешь, Иштван?

— Разведку боем. Надо уточнить, работает Эмиль по мелочам с помощью своей мелюзги или у него есть помощники и цели посерьезней. Есть ли у него связи с какой-нибудь большой контрразведкой? Кто его начальники? Что они знают о наших людях?

— Ну?

— Я предлагаю спровоцировать его на расширение сотрудничества с Сергеем. Когда уточним положение, сообщим в Центр.


Раннее утро. Интернациональный бар. Официантки Марчелла и Грация готовят веранду и столики к началу рабочего дня. В пустом помещении у стойки стоит Сергей и пьет с Эмилем утренний кофе из больших чашек. Рядом в вазочке дюжина бриошей.

Сергей:

— Все идет у нас хорошо, мсье Эмиль. Но могло бы идти значительно лучше.

Эмиль вопросительно поднимает черные брови:

— Мсье?

— Я хочу сказать, что вокруг Лиги Наций толкается немало народа, вызывающего определенный интерес.

— Я вас слушаю, мсье Джеки!

— Аккредитованные при Лиге журналисты и репортеры; туристы, проявляющие необъяснимый интерес к делам Лиги и живущие здесь под предлогом лечения несуществующих болезней; коммерсанты, делающие вид, что они заняты закупкой часов от местных заводов, а на самом деле ничего не покупающие; да и все любопытные люди. Вы имеете связи в этой среде?

— Да, мсье.

— И кое-что знаете об этих людях?

— Да, мсье. Кто из них вас интересует, мсье Джеки? Или вас интересует какая-то национальность или страна?

— Нет, мсье Эмиль… Я заинтересовался людьми, питающимися за счет Лиги, как мухи на жирной кормушке.

— Давно известно, что самая питательная пища в мире называется политикой. Итак, мсье Джеки, я хотел бы услышать что-нибудь более конкретное.

— Для примера назову английского журналиста Джерома Роджерса, немецкого — Вольфганга Тона и итальянского — Умберто Колонна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное