Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

Когда дед рассказал мне о своей первой разведывательной операции, то рассмеялся, увидев недоумение на моем лице. Речь шла о лаке, применявшемся на обувных фабриках чешского капиталиста Бати. Подумаешь, какой-то обувной лак! Дед рассказал мне о лаке знаменитого итальянского скрипичного мастера Страдивари, что касается обувного лака, то секретом его изготовления владела одна семья. В семье так и не знали, что выболтали свой секрет. В СССР, не затратив ни копейки, начали использовать этот лак в обувной промышленности. В любом деле имеются свои особенности. Например, купить за границей оборудование для производства продукции — только часть дела, нужно знать технологию изготовления этой продукции и ее элементов. Однако некоторые технологии не продают — секрет производства, они могут быть и государственной тайной. Для меня было интереснее знать, как можно проникнуть в мысли человека. Вот другой пример: из какой стали нужно делать ствол для крупнокалиберной и скорострельной авиационной пушки и какая должна быть технология закаливания стали, чтобы раскаленный ствол, выдерживая шестьсот выстрелов в минуту в воздушном бою, не изменял свою геометрию? Успех фирмы «Шкода» вскоре начали использовать в военной авиации СССР, разумеется, на фирме об этом не знали.

Гольст не вмешивался в торговые дела своего подопечного, который выполнял свои обязанности в Торгпредстве — добывал экономическую, военно-техническую и политическую информацию о Чехословакии как в МИДе Чехословакии, так и на фирмах. Писал статьи для специальной прессы СССР и Чехословакии, редактировал и издавал официальный бюллетень Торгпредства. Искал и вербовал агентуру в посольствах, аккредитованных в Праге, добывал и дипломатическую переписку. В то же время Гольст помогал Быстролё-тову, делая из него профессионального разведчика. Да и автор не скрывает этого:

Успехи мои были велики. Получилось так, что в течение нескольких месяцев свершился внутренний переворот — превращение застенчивого, замкнутого и болезненного юноши в жизнерадостного и жизнеспособного мужчину, уверенного в себе и в том, что он делает.

К сожалению, фотографии дают общее представление о лице человека. В жизни Быстролётов — мужчина атлетического сложения, высокого роста, под метр девяносто, глаза цвета льда, внимательные и ласковые, не холодные. Красивые волосы каштанового цвета, улыбнется — на щеках появятся небольшие ямочки. Начнет говорить — вы загипнотизированы обаянием, вас охватывает необъяснимое спокойствие.

Именно в 1925 году Гольст поручил Быстролётову влюбить в себя и завербовать Фьореллу Империали — образованную, состоятельную и красивую женщину.

Одно дело — научиться пить виски, не привлекая к себе внимание, посещать ночные кабаки, другое дело — влюбить в себя и завербовать состоятельную и красивую женщину! Возможно ли такое? Да, возможно! В 1927 году Быстролётов получил от Фьореллы Империали дипломатические шифры и коды, разумеется, не итальянские. Поскольку единственная женщина-дипломат в Праге в те годы была вторым секретарем посольства другого государства. Автор пишет: «-…перед ней

(Фьореллой Империали. -С.М.) сорок лет спустя я готов стать на колени и просить прощения», — и дед, встретив эту женщину в Женеве, в 1930-х годах просил у нее прощение.

Автор утверждает, что «разработка» Фьорелли Империали — «печальная история, бросившая тень на мою последующую работу». Далее следует вывод: разведка уродует души тех людей, которые вынуждены с ней соприкасаться.

Я не согласен с этим утверждением, дай Бог, чтобы у многих людей была такая душа, как у Быстролётова. Он же пишет:

— Живой человек — не рыбный фарш, — сказал я хрипло. — Что значит законсервировать линию, добытую трудом трех лет?

Резидент вяло махнул рукой.

— Ну-ну, спокойнее!

Во мне кипела ярость.

— Я опоганил три человеческие души — любовницы, жены и свою собственную. Три года я делал подлость, и теперь, когда для Родины добыл желаемые секреты, вы мне отвечаете: «Не надо!» А где все вы были раньше?!

С тех пор Быстролётов не влюблял в себя никого, в него сами влюблялись.