Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

Высоко в синеве неба на почти белой от полуденного накала скале стоит смуглая тонкая девушка в белом, и ветер треплет ее синие кудри. Она в последнем привете поднимает руку. «Бэллафиа!» — доносится ее голос, и вот уже ничего нет… Поднятая рука повисла в воздухе, между нами встало время и навсегда нас разъединило. На горячем песке осталось два следа — маленькой ножки и кованого сапога. Дунет ветер и занесет их девственно чистым песком пустыни. А потом когда-нибудь Тэллюа еще раз вспомнит обо мне: «Вот Большой Господин!» — скажет она, наклонится, поднимет горсть дорожного праха и развеет его по ветру…

И все же это было. Было! И однажды настанет мой смертный час, минуты меркнущего сознания. Тогда, погружаясь в спасительную и желанную бездну забвения, я еще раз услышу ее гортанный голос, который из беспредельной дали донесет мне прощальный привет жизни, после которого у меня уже ничего не будет, — последнее бэллафиа…

И снова песок и камни, скалы и горы… Плоские рэги и усыпанные щебнем хаммады, песчаные эрги, причудливые гермиа и рэджеги… удивительный в своем разнообразии и угнетающий однообразный каменный хаос. Раскаленный дневным зноем и по ночам охлаждаемый почти до замораживания… Резкий треск лопающейся скалы и гулкий грохот обвала… Разных цветов пыль — белая, желтая, красная… Зной…

Предпоследняя встреча с туарегами произошла в Агадесе. День был праздничный. Мы остановились на базарной площади среди театрально пестрой толпы. Кругом местные жители разных национальностей и в разных одеяниях: крикливые дети и оживленные женщины, пьяные легионеры и сенегальские стрелки, наглые полуголые рабы и какая-то назойливая рвань, кучки разнузданных пропойц и подозрительные грязные оборванцы — словом, шумное и беспокойное сборище людей всякого сорта. Взрывы хохота, крики, вспышки брани и драки — все это создавало впечатление кипения густого скверного супа, поставленного на раскаленную плиту в грязной кастрюле. Вдруг толпа дрогнула, все обратились в одну сторону; туда побежали мальчишки, за ними и взрослые. На большой улице мгновенно образовался коридор, люди улюлюкали и свистели, над кем-то потешаясь и кого-то дразня. Я встал на сиденье машины посмотреть, в чем дело. По улице, рассекая толпу, проходил караван туарегских наездников. Рослые люди в черном, с закрытыми лицами легко и свободно сидели в высоких седлах и как будто бы плыли над толпой. Блестели клинки копий, грозно торчали длинные мечи, за плечами желтели большие щиты. Небрежно и изящно положив одну руку на высокую луку седла, всадники мерно покачивались в такт шагам животных, гордо подняв головы и глядя только вперед. Ни одна безликая голова не обернулась на крики зевак, ни одна рука не шевельнулась в ответ на непристойный жест, ни единое слово раздражения не сорвалось в ответ на град насмешек — здесь презрение было выражено в крайней форме игнорирования: несколько всадников просто не замечали большой толпы, они ничего не видели и ничего не слышали.

Западный фланг туарегского горного гнезда прикрывает Танезруфт. Если сверху взглянуть на Сахару, то она представится пестрым ковром: желтые пятна песчаных эргов, белые — рэгов, черные — хаммадов. Но независимо от степени разрушения каменистых пород рельеф пустыни всегда разнообразен, и плоские равнины чередуются с грядами холмов и горами. Поэтому после проливных дождей, которые здесь бывают раз-два в год, вода стекает по ложбинам: они называются уэдами и служат любимыми путями сообщения. Почему? Во-первых, за сотни и сотни лет бурные потоки дождевой воды убрали камни и сгладили грунт, так что идти и ехать по дну уэда всегда легко. Но это не все: в уэдах после дождя дольше всего удерживается вода и глубже всего впитывается в землю. Часто на дне уэдов вода обнаруживается на глубине всего в один-два метра. Поэтому-то именно тут всегда встречается растительность — не зеленая и сочная трава-мурава, а высокие пучки жесткой травы, которая служит отличным кормом для верблюдов и часто указывает людям на наличие где-то рядом на песке влажного пятна или даже лужи. Кочевники знают наперечет все уэды своего района и кочуют таким образом, что переход с определенным запасом воды начинается в одном уэде и заканчивается в другом. Уэды — пути сообщения и остановки. Их сеть на карте Сахары — это сеть транспортных коммуникаций и станций. Отсюда понятно и расположение оазисов: они связаны с сетью уэдов и находятся на дне уэда или в непосредственной близости от него. Путник в оазисе набирает воду для себя с расчетом пересечь несколько уэдов и живым добраться до следующего оазиса, расстояние до которого всегда точно известно, и остановки делаются в пересекаемых уэдах, где верблюдам обеспечены через травяной корм еда и питье.

Вот теперь становится понятным, что значит слово «Танез-руфт» — это пустыня в пустыне, точнее, абсолютная пустыня в относительной пустыне, мертвая зона длиной в пятьсот километров, где в течение пятнадцати суток караванного пути путник не увидит не только колодца или лужи, но даже ни одного кустика травы.