Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

— Не знаю. Не осуждай поспешно! А если он сильно любит ее и может держать только попустительством? Но это не наше дело. Я продал еще три машины, потом еще и каждый раз получал премию — деньги и Лию. Мы познакомились ближе. Изредка я стал бывать у них, восхищаясь ее умом, настоящим еврейским умом — острым, быстрым, скептическим. Ну и… мы проводили время не только в гостиной. Хочу только, чтобы ты ясно понял одно: Лия была блестящей женщиной.

Гришка сделал паузу и минуту глядел поверх толпы, улыбаясь воспоминаниям. Потом отхлебнул вина, закурил и снова начал рассказ, многозначительно понизив голос:

— Как-то раз я встретил у нее молоденькую девушку, польку, этакое беленькое и бледненькое созданьице. «Это — Анеля, мой сердечный друг», — познакомила нас Лия. Потом мы пару раз встречались втроем. Я злился, потому что эта конфетка попросту обкрадывала меня: жаль было времени свидания с Лией. Но каждый раз я невольно чувствовал что-то странное — они противно обнимались, как институтки. Зло меня взяло: Лия со мной была одна, а с ней — другая. Странность их отношений возбудила сначала удивление, а потом — обиду, не удивляйся, это так! Я хочу сказать, что простота и живость Лии создали иллюзию человеческих отношений между нами, и мне больно было вновь познать, что меня купили лишь для забавы. Потребовалось некоторое усилие воли, чтобы подавить вспыхнувшие чувства. Но ты знаешь, я не способен переживать драмы и беру факты, как они есть. Примирясь с обстоятельствами, я стал изучать Лию. Выбрав подходящий момент, я спросил об Анеле прямо — с Лией можно было говорить без церемоний. Ее дерзкая прямота допускала вольность. «Анеля — моя любовница», — подтвердила она. Лия не была ни цинична, ни хвастлива. У нее просто отсутствовала мораль — начисто, понимаешь? Поэтому она говорила легко, просто — и самые необычные вещи у нее казались естественными: что женское тело приятно освежает после длительного общения с мужским, что с мужчинами женщине приходится быть послушной исполнительницей, а с девушкой можно самой проявить инициативу, что запретный плод вообще всегда сладок и запах женщины ее особенно возбуждает — как яд, как грех…

Наконец, бывая у них в доме и узнав Лию до конца, я обнаружил то, ради чего повел весь этот разговор и что хотел сообщить тебе уже тогда, на площади Вацлава. Слушай: по четвергам у нее собираются дамы без мужчин. На чашку чая.

— Ну, и что же?

— Господин Гольдберг обязательно отсутствует.

— Ясно: что ему делать с ними?

— Прислуга убирается вон из квартиры.

— Ах, так…

Мы помолчали.

— Что же ты хочешь сказать этим?

— Вот тебе ключ от парадной двери.

Иоланты нет, есть второе воплощение Изольды. Он победил снова, этот порок, укравший у меня сначала возлюбленную, потом — жену. Ухожу к нему — вот смысл того, что будет. Была Изольда, потом Иоланта, пусть будет Лия. Это твой дух витает там, Notre-Dame de Lesbie, и тебе приду поклониться…

Вместо ревности и злобы пусть будет отныне только отчаяние и веселое приключение на развалинах прошлого!

В шесть часов я спокойно взошел по лестнице и открыл парадную дверь. Большая передняя, несколько дамских пальто. Прислушался — из дальних комнат доносились голоса и смех. Как пройти лучше?

Я подошел к двери, ведущей, очевидно, в гостиную. Говорили негромко два женских голоса. Осторожно открыл дверь и поднял тяжелый штофный занавес.

На широком диване сидела спиной ко мне совершенно обнаженная девушка. Мягкие пряди пепельных волос упали на стройную спину, бело-розовую, как жемчуг. Я все вспомнил, и кровь бросилась в голову, разом задрожали колени… Я стоял, сжимая руками безумно бьющееся сердце.

Позади сидевшей лежала навзничь вторая девушка, также обнаженная — видно было только стройное и гибкое тело, матово-золотистый цвет которого тоже показался жутко знакомым.

— Вы сделаны из драгоценных материалов, — звонким металлическим голосом сказала сидевшая, легко касаясь груди и бедер той, которая лежала, — вся, — слоновая кость и золото.

Она наклонилась и пепельно-золотые кудри упали на огненно-рыжие, губы слились в долгом поцелуе, и я увидел глядевшие на меня в упор огромные глаза — пустые и тоскующие глаза моей жены.

Начался странный период моей жизни.

Внешне ничего не изменилось. Один «я» жил и работал, как прежде, то есть вел двойное существование — скромного и нарочито незаметного экономиста в большом торговом учреждении и неизвестного со многими масками на лице советского разведчика, незримо играющего на десятке невидимых сцен разные акты все той же страшной трагедии смертельной борьбы между старым и новым. Но среди этой фантастической смены лиц и положений, в постоянном водовороте неожиданностей и опасностей, при всем невероятном напряжении душевных сил, воли и знаний, у меня неизменно, всегда и при всех обстоятельствах оставалось еще одно «я», второе, пятое и десятое — человека, мучительно ломающего себе голову над одним и тем же вопросом: Иоланта…

Что делать? Где выход?