— Нет, можем, — и снова закрыла его рот своим. Корабль качался вокруг него, он чувствовал вкус рома на ее языке, ее обнаженную грудь, и он начал ее ласкать. — «Я дал клятву», — подумал Сэм еще раз, но тут один из ее сосков каким-то образом очутился у него между губ. Он был твердым и розовым и, когда он начал сосать его, молоко заполнило рот, смешавшись со вкусом рома. Ничего лучше, слаще и изысканнее он в жизни не пробовал. — «Если я сделаю это, то окажусь ничем не лучше Дариона», — мелькнула мысль, но чувства захлестнули его, он уже не мог остановиться. Внезапно член выпрыгнул наружу и теперь торчал из штанов, словно толстая розовая мачта. Это выглядело так глупо, что Сэм захихикал, но Лилли опрокинула его на матрац, вздернула свои юбки и с легким стоном опустилась сверху. Это было даже лучше ее сосков. — «Она такая мокрая», — думал он, задыхаясь, — «никогда не думал, что женщины могут быть там такими мокрыми».
— Теперь я твоя жена, — прошептала она, скользя по нему вверх и вниз. Сэм застонал и воспротивился: — «Нет, ты не можешь, я дал клятву, я дал обет», — и вымолвил всего одно слово:
— Да.
После она уснула, положив голову ему на грудь, и обняв его рукой. Сэму тоже нужно было поспать, но он только что попробовал рома, материнского молока и Лилли. Он знал, что должен ползти в свой гамак в мужской каюте, но она так уютно устроилась, обвившись вокруг него, что он не смел двинуться.
В каюту вошел еще кто-то — мужчина и женщина — слышно было, как они целуются, смеются и занимаются любовью. — «Островитяне с Летних Островов. Так они оплакивают умершего. Они отвечают смерти жизнью». — Сэм кое-что читал об этом, это было словно целую вечность назад, и теперь гадал, знала ли Лилли об этом, или ей рассказала Коджа Мо.
Он вдыхал аромат ее волос и заворожено следил за фонарем, раскачивающимся наверху. — «Даже Старица не смогла бы помочь мне благополучно выпутаться из этой истории». — Лучшим выходом было бы ускользнуть и прыгнуть в море. — «Если я утону, то никто не узнает, что я опозорил себя и нарушил обеты. А Лилли сможет найти себе человека получше, не такого жирного труса как я».
Наутро он проснулся в собственном гамаке в мужской каюте от рева Ксондо.
— Поднимается ветер, — продолжал орать помощник капитана, — Вставай и иди работать, Черный Сэм. Ветер поднимается. — Недостаток словарного запаса он восполнял громкостью. Сэм скатился из гамака на ноги и тотчас пожалел об этом. Голова грозила взорваться от боли, один из волдырей ночью лопнул, к тому же его мутило.
Но Ксондо не ведал жалости, и Сэму ничего не оставалось, как начать одеваться в свои черные одежды. Он обнаружил их на палубе под гамаком сваленными в одну влажную кучу. Он принюхался, определить, не воняет ли от них, и вдохнул запах моря, соли и смолы, влажной парусины и плесени, фруктов, рыбы и черного рома, заморских специй и экзотических деревьев и резкий запах собственного пота. Но среди всего букета присутствовал и запах Лилли, чистый аромат ее волос, сладкий запах ее молока, вот почему он был рад вновь одеть эту одежду. Впрочем, он многое отдал бы за сухие и теплые носки. Между пальцев ног уже появился какой-то грибок.
Стоимости сундука с книгами далеко до стоимости проезда на четверых из Браавоса в Старомест. Однако, на Ветре не хватало рабочих рук, поэтому Кухуру Мо согласился взять их, при условии, что они отработают недостающее. Когда Сэм начал протестовать, что мейстер Эйемон слишком слаб, ребенок совсем младенец, а Джил боится моря, Ксондо только рассмеялся:
— Черный Сэм — большой и толстый. Он будет работать за четверых.
Сказать по правде, Сэм был настолько неуклюж, что сомневался насчет способности справиться с работой одного нормального человека, но он старался. Он скреб палубы, натирая их до блеска камнями, вытягивал якорные цепи, укладывал в бухты канаты и охотился на крыс, он зашивал рванные паруса, заделывал течи с помощью кипящей смолы, очищал от костей рыбу и нарезал фрукты для кока. Лилли тоже старалась. С такелажем она обращалась лучше, чем Сэм, но время от времени вид морской пустыни заставлял ее закрывать глаза.
«Лилли», — подумал Сэм, — «Что же мне делать с Лилли?»
День выдался жарким и тягучим. И длинным. Из-за гудящей головы он казался нескончаемым. Сэм сосредоточился на канатах, парусах и поручениях, которые ему давал Ксондо, и старался не смотреть на бочку с ромом, в которой находилось тело старого мейстера Эйемона, … и еще на Лилли. Сейчас он не мог смотреть в лицо одичалой девушке. Не после того, что они сделали прошлой ночью. Когда она выходила на палубу, он спускался вниз. Если она шла на нос, то он шел на корму. Когда она улыбалась ему, он отворачивался, ощущая себя негодяем. — «Мне следовало прыгнуть в море, пока она спала», — думал он, — «Я всегда был трусом, но до сего дня еще не был клятвопреступником».