Пир Джона Сатурналла

Джон поискал взглядом Абеля или Кэсси, но брат с сестрой сегодня отсутствовали, как и их родители. После службы он, как всегда, стал ждать у колодца. Наконец торопливо подошли товарищи.

— Абель захворал, — сообщил Дандо.

— Что с ним?

— Знаю только, что захворал. Даст Бог, завтра оправится.

Но на следующее утро у Абеля поднялся жар, а еще день спустя началась рвота.

* * *

Речушка вздулась и превратилась в полноводную реку, которая сначала подступала своими извивами вплотную к дороге, а потом резко повернула и понеслась прочь через пойменные луга и поля. На западе из разлитого над Равнинами тумана вырастал Зойленд-Тор, потом дорога пошла под уклон, и он медленно скрылся с глаз. Впереди показалось скопление руин.

— Олд-Туэ, — сказал Джош. — То, что от него осталось.

Вскоре полуразрушенные стены исчезли позади. В Рузли опять появилась река, дальше на пути лежала деревня Мидл-Ок с обветшалой церковью, а за ней Фейнвик и — после недолгого подъема — Ринтон. Когда за спиной осталось селение Лоуэр-Холлинг, Джош мотнул головой в сторону мула с мальчишкой:

— Ты же обещался развязать ему язык, разве нет?

Бен Мартин неохотно замедлил шаг. Сегодня мул хромал на левую ногу, заметил он. По словам Джоша, хромая нога менялась в зависимости от настроения животного.

— Мы говорили про обучение, — возобновил Бен прерванный разговор. — Ты когда-нибудь обучался счету, Джон Сандалл? Со счета и начались мои неприятности. С него — или с дороги, что увела меня из Саутона…

Мальчик скреб грязными ногтями в свалявшихся волосах. На его лице не отражалось ни интереса, ни удивления. Рубашка и штаны на нем рвань рванью, подумал Бен. А вот голубой плащик, по всему вероятию, был нарядным, прежде чем дождь вымыл из него почти всю краску и ее место заступила грязь.

— Ты ведь слыхал о Саутоне? — не сдавался Бен. — Видишь городок впереди? Теперь представь три таких, сколоченных вместе.

Они приближались к Каррборо. Джон Сандалл коротко вскинул взгляд и снова понурил голову. Скоро лошади тащились между высокими деревянными домами, чьи верхние этажи нависали над дорогой. Они пересекли рыночную площадь, миновали темную громаду собора. В огороженном дворе за ним стояла шеренга землисто-бледных ребятишек в полинялых рабочих блузах. Надзиратель размахивал палкой и зычно орал приказы. Ревет, что бык, застрявший в кустах, подумал Бен. Они с Джошем переглянулись.

— Работный дом, — через плечо бросил погонщик. — Не хотелось бы там оказаться, а, Бен?

— Ой не хотелось бы, — откликнулся Бен. — Правда ведь, Джон Сандалл?

Мальчик скользнул безразличным взглядом по маленьким оборванцам.

Дома сменились сначала домишками, потом хижинами и лачугами. На самой окраине города Бен Мартин указал спутнику на постоялый двор, но Джош помотал головой. Лошади неспешно шли за своим хозяином, мерно раскачивались вьюки и баулы, поскрипывали кожаные ремни. В полдень Джош свернул с дороги.

— Это всё земли сэра Уильяма, — сказал погонщик, вручая один ломоть хлеба Бену, а другой бросая мальчишке. — Он может дотопать от усадьбы аж до самого Саутона, не покидая своих владений. Так сказал мне один его слуга.

— Твой друг Паунси, да?

— Ну, он не совсем чтобы друг.

Бен оглянулся назад. Вдали темным пятном маячил Хребет. Джон Сандалл жадно рвал зубами хлеб, съежившись над ним, как зверек.

— Он сказал хоть слово? — спросил Джош.

Бен покачал головой:

— А что, если его не возьмут в усадьбу?

Джош пожал плечами:

— Тогда отправится прямиком в работный дом.

Они двинулись дальше. Джон размашисто шагал впереди, ведя пегую кобылу на свободном поводу. Бен опять пошел рядом с мулом.

— Я тогда был чуть старше, чем ты сейчас, — продолжил он. — Поступил в подмастерья к некоему Фесслеру. Ну там отделка, узорное вязание. Немного коклюшечного кружева. Он поручил мне вести счетные книги. Но один малый хотел занять мое место. Нейхем Броудвик. Отъявленный мерзавец. Правда, сперва я не догадывался…

Дорога пошла под гору. Пегая прибавила шагу, стремясь поскорее под тенистую сень леса Чарлком. Погонщик вытащил свой посох, воткнутый между коробами на гнедой лошади, и пару раз крутанул им над головой.

— Сам Фесслер считал лучше любого еврея на празднике урожая, — продолжал Бен. — Но он не отличил бы Иуду от святого Петра. А Нейхем Броудвик был в точности как тот. Иуда то бишь, а не святой Петр…

Над ними сомкнулись раскидистые ветви каштанов. Бен вел рассказ дальше. Мальчик явно не собирался раскрывать рта. Но ведь чужие неприятности никому не интересны. А оттого, что он молчал, Бену было только легче рассказывать о вероломстве Нейхема Броудвика и своем несправедливом изгнании.