Пир Горгоны

Охваченный смятением и страхом, я не сразу заметил, что кипяток на самом деле не горячее, чем вода в утренней ванне. Было даже приятно. Кроме того, неистово бурлящая жидкость под моим подбородком, видимо, означала, что жарче уже не станет.

Эта осязательная аномалия крайне меня озадачила. По всем законам я должен был извиваться в агонии. И тут молнией вспыхнуло воспоминание: косой секундный взгляд левого глаза Медузы и отсутствие видимых последствий. Я не окаменел, но моя кожа каким-то странным образом закалилась и стала невосприимчива к жару, а, может, и к другим явлениям природы. Похоже, чтобы превратиться в статую, нужно взглянуть мифической Горгоне в оба глаза.

Это остается тайной. В любое случае мне словно подарили эластичную асбестовую кожу. Как ни странно, моя тактильная чувствительность совершенно не пострадала.

Сквозь клубы дыма я увидел, что повара идут обратно с корзинами овощей. Все туземцы изрядно захмелели, особенно вождь. Он, пошатываясь, размахивал боевой дубинкой, пока остальные высыпали содержимое корзин в котёл. Только теперь они заметили, что приготовление блюда пошло не по правилам кулинарии: увидев, как я усмехаюсь из кипящего супа, людоеды удивлённо вытаращились и завопили. Один из поваров полоснул мне по горлу каменным ножом, и тот переломился пополам. Тогда вождь шагнул вперёд и со свирепым криком замахнулся на меня усыпанной акульими зубами дубинкой.

Я нырнул и прижался к стенке. Рассыпая каскады брызг, дубинка обрушилась на котёл, но меня не задела. Судя по воплям, кого-то из поваров ошпарило кипятком, а вождю пришлось хуже всех. От столь могучего удара он потерял равновесие и налетел на котёл, который сильно накренился, выплеснув большую часть содержимого. Вслед за этим я опрокинул котёл, раскачав его собственным весом, и выкатился вместе с потоком воды, пара и овощей.

Завывая от ожогов как минимум третьей степени, вождь силился выбраться из горячей золы и головешек, в которые свалился. Наконец, после нескольких неудачных попыток, он поднялся на ноги и захромал прочь. Других поваров и участников пиршества уже давно как ветром сдуло. На поляне, кроме меня, никого не осталось.

Оглядевшись, я заметил сломанный меч, с помощью которого разжигали огонь, и пополз в ту сторону. Неловко ухватив клинок, всё ещё острым лезвием я перерезал путы на запястьях, а развязать ноги и вовсе не составило труда.

Хмель из моей головы уже выветрился, но вокруг было ещё полным-полно винных горшков. Я подобрал несколько и начал жарить на тлеющих углях овощи из котла, спокойно ожидая возвращения каннибалов. А затем расхохотался.

Когда первый людоед осторожно выполз из леса и пал передо мною ниц, я запивал испечённый клубень таро вином из горшка — второго по счету. Как я выяснил позднее, они очень сожалеют, что не распознали во мне бога, и надеются умилостивить мой гнев.

Они дали мне новое имя. «Тот-которого-не-сваришь».

О, когда же вернётся Пегас…

Перевод — Татьяна Кауль