Принимая во внимание, что Элем Климов — муж Ларисы, я успокоил ее и объяснил, что оба — парни бравые, оба хороши.
На следующий день предстояла парадная съемка в кабинете генерального директора студии, том самом, где стоял бехштейновский рояль и где была потайная комната отдыха.
Нас всех — когорту замов, главного редактора, главного инженера, худруков и директоров творческих объединений, членов художественного совета и прочее высокое начальство, — рассадили за длинным столом, крытым бильярдным сукном, а во главе стола сел сам Владимир Николаевич Сурин.
На это собрание была нацелена дюжина фотокамер на треногах, ослепительно ярких софитов. Людей за столом пересаживали то так, то эдак, тасовали, как карты в колоде, наконец сочли, что всё о'кэй, и лишь тогда защелкали затворы.
Честно говоря, я был удивлен этим тягомотным обрядом, напоминающим церемонии в свадебных фотоателье прошлого века. Я имел представление о вездесущих пронырах-фотографах, которых после феллиниевской «Сладкой жизни» прозвали «папарацци», знал их повадки: съемка из-за кустов, через замочную скважину, стоя вверх ногами — щелк! щелк! — а тут…
Но всё это было ерундой в сопоставлении с очевидным фактом: если «Мосфильм» понадобился позарез американскому журналу и сюда — не близок свет — прислали такую ораву, то это может свидетельствовать лишь о растущем интересе к нашему кинематографу. Призы в Канне, в Венеции, в Сан-Франциско… в Карловых Варах, в Берлине, в Кракове… Да и сами киноленты, которые с успехом идут в кинотеатрах мира, собирают полные залы, вызывают восторги, делают знаменитыми имена актеров и актрис, возводя их в достоинство кинозвезд…
Добрая примета! Значит, и впредь все флаги будут в гости к нам.
Подтверждения этих ожиданий не замедлили явиться.
Сурин позвал меня на разговор с прибывшими в Москву господами, представляющими известную голливудскую фирму «Уорнер бразерс».
Не стану уверять, что это были сами, в натуре, братья Уорнер, но полномочия гостей сомнений не вызывали.
Гости объяснили, что сейчас компания, которую они представляют, сама не занимается производством фильмов, поэтому никаких предложений о совместном производстве они не привезли и не делают. Однако фирма «Уорнер бразерс» владеет сетью кинотеатров во всех странах мира, сотнями залов, тысячью экранов, и выражает свою готовность вести широкий прокат лучших кинокартин, сделанных на «Мосфильме» — учтите, это очень выгодное предложение!..
Разговор шел через переводчика, и Сурин внимательно слушал перевод того, что говорят гости. Хотя я не исключаю, что он в какой-то мере владел английским, поскольку всю войну провел в Америке, где представлял интересы «Совэкспортфильма». Однако протокол требовал, чтобы участник переговоров с советской стороны изъяснялся на языке страны, которую он представляет. Выслушав братьев, кивнув головой в знак того, что всё понимает, Владимир Николаевич, в свою очередь, задал вопрос с обезоруживающей прямотой:
— То есть, вы не хотите сеять, но хотите жать?
— Oh, yes!.. — воскликнули братья, когда им перевели эту фразу.
Они очень обрадовались, что их так быстро поняли, что не пришлось слишком долго втолковывать этим русским азбучные истины бизнеса, что и здесь, в Москве, слава богу, появились деловые люди.
Сурин рассмеялся от всей души.
Я же был восхищен тем, как он умеет запросто вести беседу с иностранцами, обходясь без экивоков. Не худо бы и самому научиться.
Вскоре мне представилась такая возможность.
Еще один американец объявился на «Мосфильме». — Дмитрий Зиновьевич Тёмкин, — сам представился он, знакомясь со мною.
Я был рад уже тому, что здесь переводчик не понадобится.
Через полчаса я знал о нем достаточно для того, чтобы проникнуться уважением к гостю из Америки. Было даже совестно, что ничего не знал о нем раньше и впервые слышал эту фамилию.
В свое оправдание скажу лишь, что даже в двухтомном «Кинословаре» той поры Тёмкина не было.
Он родился в Петербурге в 1899 году, там же окончил консерваторию и университет. Причин и обстоятельств, заставивших его покинуть родные берега, я не выяснял, но тут, вероятно, ситуация была типовая. С 1925 года Тёмкин жил в США. Будучи музыкантом, он пришел в кино тогда, когда в кино пришел звук. Он сочинил музыку к голливудским фильмам «Алиса в стране чудес», «Чемпион», «Ровно в полдень», «Высокий и могучий», «Старик и море». Музыка трех последних фильмов была удостоена «Оскаров». Позднее имя композитора Тёмкина появилось в титрах кинокартин, которые с успехом шли у нас: «Падение Римской империи», «Золото Маккены». Вероятно, многим будет приятно узнать, что Дмитрию Зиновьевичу принадлежит и душевная мелодия песни «Зеленые поля» (Green fields), которую пели братья Форд, а им подпевал весь мир шестидесятых. В перестроечные времена на нашем радио часто играли шуточную увертюру Дмитрия Тёмкина, в которой использованы фольклорные мотивы — «С одесского кичмана бежали два уркана…» и «Семь сорок».