Пирамида Мортона

Удивительно, я ничего не имел против него минуту тому назад. Не то, чтобы я простил Джеку его предательство. Прощать-то вообще было нечего. Так поступил бы любой в этом мире, где так называемая мораль вступает в мгновенную химическую реакцию с чековой книжкой, не оставляя при этом никакого осадка. Но слово «контрразведка» являлось для меня олицетворением государства наизнанку, государства, остервенело копающегося в частной жизни своих граждан под предлогом их защиты.

- Смотри! Это ведь ты! - Джек взволнованно показал на экран.

В барабанные перепонки вонзился оглушительный свист, и под этот аккомпанемент я увидел на экране самого себя. Не более часа прошло со времени бомбежки, и, несмотря на контузию, все еще было мучительно живо в памяти, воспаленной беспрерывными картинами бессмысленной смерти. Я тотчас вспомнил как бы разрубивший меня пополам разлад между желанием вырваться из отвратительной клетки, в которую меня поймала жизнь, и животным страхом перед неотвратимо приближавшимся свистом. Потом меня, как я понял со слов сержанта ПВО, отбросило взрывной волной.

На экране я увидел нечто совсем иное. Я стою, словно парализованный, какой-то индус изо всей силы толкает меня, взрыв, я пролетаю несколько футов, падаю, другой индус прикрывает меня своим телом, а на месте, где я только что стоял, лежит мой спаситель с развороченным осколком черепом.

- Вы только что видели Тридента Мортона, находящегося в самом пекле войны, чтобы лично руководить съемками, - объявил диктор.

Да, Мефистофель умел сочетать полезное с приятным - нанятые им телохранители ценою собственной жизни превращали мои самоубийственные потуги в эффектную рекламу.

- Ты ждешь от меня исповеди? - Джек только теперь сел. - На деньги я бы не соблазнился, но господин Эрквуд убедил меня, что тебе лучше не знать правды. Даже эта война не потребовала столько жертв, сколько мирное накопление твоего состояния. Самоубийцы, морально искалеченные, пожизненные пациенты психиатрических лечебниц - население небольшой страны!

Все это я давно подозревал. Но можно сомневаться в существовании бога, и все же момент, когда окончательно разуверившись, видишь вместо всемудрого начала хаотическое множество мелких чертей, заправляющих миром, всегда является потрясением.

- Лекция о морали? Ты новатор, Джек. Обычно их сперва читают, а прикарманивают чьи-то деньги уже потом. Наоборот, конечно, куда эффектнее.

- Деньги я действительно взял - и от тебя, и от Эрквуда, но лишь потому, что он был прав. Тебя тогда еще обременяла совершенно ненужная вещь - совесть. Эрквуд был уверен, что ты, узнав правду, покончишь с собой.

- Весьма возможно! Я еще и сейчас не застрахован от этого постоянно откладываемого самодеятельного спектакля.

- Ты? Руководитель Телемортона? - Джек резким щелчком выбил сигарету из забытой Ларуком пачки.

- Твоя постоянная марка? - угадал я.

- Неужели ты полагаешь, что я живу вне времени и пространства? Если так пойдет и дальше, лет через десять человек с легкостью откажется от всего необходимого - пищи, друзей, убеждений. Все это заменят искусственные возбудители и успокоители. Каждые тридцать минут по таблетке - и никакая мировая катастрофа не страшна.

- Ты изменился, - сказал я. - В лучшую сторону. Идешь в ногу со временем, служишь в контрразведке, куришь марихуану, не брезгуешь ради заработка подлостью. Поздравляю!

Джек засмеялся. Смех был не очень веселый.

- Не ожидал таких речей от руководителя Телемортона, - он вытер платком проступившие из-под век слезы. - Ты тоже переменился. Был циником, стал ханжой. Ну что ж, это и современнее и выгоднее.

- О чем это ты? - Мною овладело невыносимое желание схватить его за шиворот и выбросить в окно. Но окон в комнате не было, к тому же мне хотелось понять его.

- О чем? - Джек усмехнулся. - Об этой войне. Еще более удивительной, чем «странная война» 1940 года, когда французы и англичане бездействовали по одну сторону линии Мажино, а немцы - по другую.