К этому Дрейк неожиданно добавил еще одну красноречивую деталь: «И я не остановлюсь, пока не соберу два миллиона, которые мой кузен Джон Хокинс потерял в Сан-Хуан-де-Улуа». Он еще не закончил сводить счеты. Ознакомив испанцев со списком своих претензий, Дрейк приказал запереть пленников на ночь.
Забрав у испанцев золото и серебро, Дрейк расстался с Нуньо да Силвой. Вскоре тот попал в поле зрения мексиканской инквизиции, созданной по образу и подобию испанской и столь же безжалостной и жестокой. Так же как в Испании, инквизиция в Мексике сеяла подозрительность, поощряла жестокость и силой принуждала людей подчиняться католической церкви. Да Силву обвинили в том, что он водил компанию с Фрэнсисом Дрейком, «помогал читать лютеранские молитвы и проповеди на борту корабля этого англичанина, а также благоговейно и покорно совершал еретические обряды, не принуждаемый к тому ни силой, ни страхом». Лютеранин Дрейк считался у католиков «архиеретиком».
На допросе у мексиканских инквизиторов да Силва отрицал «даже под пытками, что сознательно творил ересь». Но инквизиторы настаивали – им стало известно, что он «дважды принимал причастие по английскому обычаю». В свою защиту да Силва сказал, что действовал «по принуждению». Инквизиторы посчитали, что он говорит неправду: другие пленники на допросах утверждали, что Дрейк давал им выбор – они могли присутствовать на службе или нет, по своему желанию. Из этого следовало, что да Силва имел возможность уклониться от ереси. Но столь же верно было и то, что Дрейк по крайней мере однажды «повелел и прямо приказал» всей своей компании принять причастие – это было в воскресенье после казни Даути.
Нуньо да Силву признали виновным в участии в еретических обрядах англичан и приговорили к публичному покаянию и «вечному изгнанию из Индий». Он был отослан в Испанию и несколько месяцев изнывал в Севилье, пока король Филипп II не вызвал его к себе, пожелав расспросить человека, который помогал еретику Дрейку обойти вокруг света. Неизвестно, что поведал да Силва королю – вероятно, передал ему не без труда добытые сведения о местонахождении, намерениях и образе действий Эль Драке, но этого оказалось достаточно, чтобы заслужить помилование. Филипп снабдил да Силву деньгами и поручил передать в Севилью «королевскую депешу». Да Силва снова мог вернуться к своему ремеслу и выходить в море. Он благополучно добрался до дома и воссоединился с семьей.
На этом его история могла бы закончиться, но записи подтверждают, что позднее да Силва перебрался в Англию, поселился в Плимуте и не раз пускал в дело свои навыки, принимая участие в тайных экспедициях. Чтобы не нарушать секретность, Дрейк называл да Силву Сильвестром – судя по всему, между лоцманом и мореплавателем установилось особое взаимопонимание.
Отпустив да Силву, Дрейк пригласил двух городских старейшин разделить с ним ужин в его каюте. При этом он собирался сыграть с ними злую шутку – усыпив их бдительность, ограбить их дома. Позже он сжалился над горожанами и передал им муку, вино, оливковое масло и сахар, а своих пленников отпустил. В свою очередь они вместо того, чтобы отомстить Дрейку или осудить его, с одобрением отзывались перед своими властями о его щедрости.
Незадолго до рассвета 4 апреля «Золотая лань» захватила еще один испанский корабль, на сей раз из Акапулько, направлявшийся в Перу. Кораблем владел и командовал богатый купец дон Франсиско де Сарате. Дрейк подтвердил свое реноме, немедленно отправив для захвата абордажную группу; успеху немало способствовало то, что на борту у испанцев почти все еще спали. Английские пираты разбудили испанцев, отобрали у них шпаги, кинжалы и прочее оружие и заперли в трюме их же корабля. Затем они разглядели в общей компании Сарате и доставили его к Дрейку на борт «Золотой лани». Эль Драке обошелся со своим выдающимся заложником с изысканной вежливостью, сопроводил его в капитанскую каюту, освободил от «некоторых игрушек» (скорее всего, оружия) и допросил о том, какой груз он везет. Церемонное поведение Дрейка и его людей сбило Сарате с толку – он ожидал от пиратов совсем другого обращения.
Через три дня Дрейк отпустил своих испанских пленников, но перед этим раздал по золотой монете изумленно вытаращившимся на него испанским матросам, которые едва могли поверить своему счастью, а Сарате подарил серебряную жаровню и богато украшенный изогнутый кинжал. Две недели спустя Сарате поделился впечатлениями о встрече со скандально известным пиратом в своем дневнике. Хотя англичанин взял над ним верх, Сарате не мог не восхищаться его энергией и напором. «Этот английский генерал – тот человек, который пять лет назад взял Номбре-де-Диос», – писал он. Другими словами, это был злейший враг испанцев, и хуже того, «кузен Джона Хокинса». И все же Сарате описал его с нескрываемой симпатией. Этот человек был подлинным феноменом.