«Здесь кроется какая-то тайна, – рассуждала она про себя. – Дон Энрике, прежде такой влюбленный и внимательный… О чем он сейчас думает? Как собирается поступить со мной? Уж не замыслил ли он отделаться от меня, как отделался от моих слуг? Нет, не может быть! Что стоило ему отослать меня в шлюпке вместе с рабами? Он удержал меня здесь, не пожелал отпустить домой в город, потому что жаждет быть вместе со мной… Он любит меня. Как только мы останемся вдвоем в этом сельском доме, он бросится к моим ногам. Да, да, конечно! О, как мы будем счастливы! Мы уедем отсюда далеко-далеко, прочь из этой унылой страны!»
Лай собак известил их о близости дома; псы почуяли, что к дому подходят чужие.
Рыбак свистнул, и навстречу ему, виляя хвостами, выскочили из высокой травы три щенка.
VI. ОБИДА
Сельский дом открылся взорам путников за поворотом тропинки; спустилась ночь, одна из тех светлых ночей, когда здания четкой тенью вырисовываются на фоне неба.
В окнах еще горел свет, кто-то, перегнувшись через подоконник, вглядывался в сумрак ночи.
Рыбак снова свистнул.
– Это ты, Хосе? – спросил через окно женский голос.
– Да, Урсула, – ответил рыбак.
Голова женщины исчезла, и вскоре внизу открылась входная дверь.
– Урсула, – обратился Хосе к жене, – я привел кабальеро и даму; приготовь для них постели и поскорее подай ужин. Полагаю, сеньор, что вы охотно выпьете глоток агуардьенте; у меня сохранилась бутылка этого превосходного напитка, нам, морякам, полезно бывает согреть желудок. Послушай-ка, Урсула, проводи сеньору в спальню, ей надо обсушиться; а нам с кабальеро пришли графин и два стакана.
– Пойдемте, сеньора, – сказала Урсула, обращаясь к донье Ане, – вам в самом деле необходимо переодеться, ведь вы насквозь промокли. Так и захворать недолго. Идемте.
Донья Ана нерешительно посмотрела на Энрике, словно ожидая, что он на это скажет.
– Хозяйка права, – подтвердил Энрике, – вам надо переодеться.
Донья Ана вспыхнула от досады. Будь дон Энрике повнимательней к своей спутнице, он давно заметил бы, что она весьма раздосадована. Но Энрике думал лишь о том, что время летит, а он еще ничего не успел предпринять, меж тем как Морган и Хуан Дарьен, пожалуй, уже двинулись в поход.
Без единого слова донья Ана поднялась и последовала за Урсулой. Хосе и дон Энрике остались наедине.
– Сеньор, я к вашим услугам, что вы желали сказать мне? – спросил Хосе.
– Слушайте же, время не терпит: этой ночью люди Моргана, а с ними и молодцы Хуана Дарьена нападут на Портобело…
– Боже мой! – воскликнул, оживляясь, рыбак. – Возможно ли? Джон Морган, знаменитый Морган, прославленный пират? И он уже так близко? Да еще с Хуаном Дарьеном, нашим главарем? Это верно?
– Еще бы! Они-то и послали меня к вам, чтобы я проник в город и все разведал. Ведь если испанцы вздумают проявить упорство, мы ударим с тыла.
– Вот именно, вот именно! – подхватил рыбак. – Я дам вам людей.
– Тише, – остановил его дон Энрике, – как бы нас не подслушали.
– Здесь нет никого, кроме мой жены.
– И этой дамы…
– Как, разве она не ваша?..
– Нет, она из Портобело.
– Но как получилось, что вы пришли вместе?
– Об этом я расскажу в другой раз, а сейчас поспешим, ведь, может быть, наши люди уже выступили в поход.
– В котором часу ожидается нападение?
– На рассвете.
– А по какой дороге их ждать?
– Я этого побережья не знаю; они придут на шлюпках и высадятся недалеко от города, в местности, которая называется Эстера.
– Значит, здесь.
– Здесь?
– Да, эта бухта и есть Эстера; полагаю, они вот-вот появятся; нельзя терять ни минуты.
– Так в путь!
– Постойте, выпьем на дорогу по стаканчику.
Тут вошла Урсула с бутылкой и двумя стаканами.
– Прошу прощения, – сказал Энрике, обращаясь к Урсуле, меж тем как Хосе наполнял стаканы, – где вы устроили сеньору?
– Она в соседней комнате.
– Отлично, полагаюсь на вас.
– Будьте спокойны, ей будет здесь не хуже, чем дома.
– Так за наш успех! – сказал рыбак, чокаясь с доном Энрике.
– За успех! – ответил Энрике, осушая стакан.
– А теперь в путь, сеньор дон Энрике. Эй, Урсула, запри покрепче двери и, ежели этой ночью здесь появятся знакомые ребята, спроси Хуана Дарьена и скажи ему, что этот дом принадлежит Хосе-рыбаку.
– Хуан Дарьен?..
– Молчок. Делай, что тебе велят, и прощай. Позаботься о сеньоре.
– Прощай, – ответила жена.
Хосе вышел вместе с доном Энрике и направился по тропинке в город.
Урсула проводила их до порога, тщательно заперла дверь и ко всем запорам прибавила еще на всякий случай крепкую перекладину.
Через окно, из которого Урсула окликнула мужа, донья Ана наблюдала за Энрике, пока он не исчез в сумраке ночи. Тогда, отойдя от окна, она проговорила с раздражением: