Пираты московских морей

— И о чем базар? — спросил он с ленцой, стараясь не выдать любопытства. — Если без скороговорки?

Пока они прогуливались под худосочными липами, Андрей рассказал Егору о том, что ему заплатят сто тысяч баксов, если он пронесет на «банкетоход» десять не слишком больших коробок и спрячет так, что «ни одна сволочь» не найдет. «А уж тем более, служебная собака», — добавил он жестко.

— Понятно, — пробормотал Лапушкин. — Понятно.

Пройдя долгую и жестокую тюремную школу, он, как «Отче наш», усвоил неписаный воровской кодекс. Правило: «не будь любопытным», числилось в нем не на последнем месте.

— Первый взнос получишь, не отходя от кассы. Сию минуту, — Андрей потянулся к заднему карману, но Лапушкин остановил его.

— Не гони лошадей! Мой ответ — двести пятьдесят.

Посредник не показал своего удивления, не разразился бранью. Спокойно сказал:

— Это меняет дело. Мне надо подумать.

«Подумать! — внутренне усмехнулся Егор. — Доложить своему шефу нужно. Если шеф пацан деловой — торговаться не станет. Чую — дело серьезное».

— Днями свяжусь.

Андрей отсалютовал поднятой ладонью и подошел к обочине шоссе. Как на заказ рядом затормозило такси. «Посредник» сделал вид, что расспрашивает таксиста, потом сел в авто и укатил в сторону центра.

Лапушкин посмотрел вслед машины: номер у нее был заляпан грязью. Как будто в городе лили дожди, а не палило второй месяц испепеляющее солнце.

«Серьезные мужики», — прошептал он с уважением и пошел к остановке автобуса.

Парень, назвавшийся Андреем, позвонил на следующий день, рано утром. Лапушкин успел искупаться и драил яхту, убирая обильную росу с хромированных поручней и с зеркальных окон кают-кампании. Роса — штука неприятная, особенно смешанная с торфяной взвесью, наседающей на город с Шатурских пожарищ. Пропустишь момент — потом надорвешь пупок, орудуя тряпкой с полиролью.

— Узнаешь? — спросил Андрей.

Лапушкин даже не посчитал нужным ответить. «Как баба, ей-богу» — покачал он головой и сказал:

— Ну?

— Мы согласны. Встретимся сегодня на том же месте. Только на час раньше.

— Заметано.

Когда мужик отключился, Лапушкин сел на днище такого же щегольского, как и сама яхта, ялика и долго не мог унять охвативший его озноб. Никогда в жизни его не била такая предательская дрожь. А уж в каких только передрягах он не побывал!

«Неужели это правда? — твердил он, как заклинание раз за разом. — Неужели это правда? И мечты о теплом крае могут сбыться?»

Деньги, словно в насмешку, были уложены в большой фирменный полиэтиленовый пакет супермаркета «Копейка».

— Ты не подумай ничего плохого, — предупредил Андрей, кивнув на упаковку. — Там еще пара пакетов для верности. «Седьмой континент», кажется. Это не я, кстати, паковал.

— Ништяк. Сойдет и «Копейка». Она, говорят, рупь бережет.

Они снова прогулялись по бульвару с чахлыми липами и договорились о деталях. Андрей поставил условие: когда Лапа разместит «груз» на «банкетоходе», он должен показать ему место.

А несколько дней спустя Лапушкину поступил новый заказ на тротил. Теперь уже без всяких намеков, прямо и без обиняков его попросили перепродать ящики с взрывчаткой. За триста тысяч баксов.

И деревенский дурачок бы догадался, что мужик, сделавший Лапушкину предложение, каким-то непонятным образом оказался в курсе событий. Знал, что в трюме «Ивана Сусанина» мастерски упрятаны десять снабженных детонаторами и двумя мобильными телефонами ящиков. Стоит только подсоединить разъемы — и чудовищное устройство будет готово по звонку из любой точки планеты превратить «банкетоход» в гору мусора.

Новый заказчик пожаловал к Лапушкину в гости на яхту без всякого звонка. А можно даже сказать, что это сам Лапушкин пожаловал к нему в гости. Когда бывший зэк с огромной миской дымящихся пельменей в одной руке и упаковкой сметаны в другой вышел из сверкающего хромом камбуза в салон, там, на удобном кожаном диванчике, восседал незнакомый мужчина. Первое, что отметил Лапушкин — нахлобученную по самые брови, кепку и сразу окрестил незваного гостя «кепариком».

«Грузинец, — подумал Лапа, инстинктивно скосив глаза на другой диванчик, под одной из подушек которого он хранил “Макарова”. — Или чеченец? Или…»

— Да ты садись, Игорь Гаврилович. Пельмешки остынут, — предложил мужчина так непринужденно, словно он был на яхте хозяином.

Лапушкин сел, торжественно водрузил миску на плетеную подставку и медленно стал открывать пакет со сметаной. Эта синяя, с облупленной эмалью миска выглядела на шикарном полированном столе чужеродной замарашкой. Пан Пилсудский разрешал Лапушкину пользоваться любой посудой, водившейся на судне в избытке. Но эта миска прошла с ее хозяином столько трудных лет… И утренний чифирь он заваривал в помятой алюминиевой кружке, которая была, пожалуй, постарше самого Лапушкина: она досталась ему от бывалого вора, «доплывшего до края», когда они ни за что ни про что отбывали по две недели в карцере.

Да, с этой посудой столько было связано в скитаниях бывшего зэка! Но самое-то главное: и миску и кружку можно было после еды просто бросить в раковину и не заниматься нудным мытьем!