Пираты Венеры

На амторианских судах для связи используется плохо разработанная, невероятно смешная и очень громоздкая система сигнализации. Тут всего три технологических варианта. Первый, технология супер — с помощью ручных флажков. Беда одна, если твои руки в момент передачи немножко дрожат, ты можешь потом тоже немножко задрожать на скамейке суда как источник дезинформации. Второй, стандартный — через трубные сигналы, передающие многие условные сообщения, но тоже с известными погрешностями, если дыхло по случайности дрогнет. Потому самым надежным и самым распространенным средством связи по-прежнему оставался третий вариант коммуникации — такое подручное средство, как человеческий голос.

Когда наша потенциальная добыча подняла вымпел унгьяна, мы сбавили ход и пошли параллельно, чуть сзади, прямо на ходу поднимая к готовности боя четыре левые пушки.

Мы видели, как на главной палубе корабля собралась группа полностью вооруженных людей: среагировали они молниеносно. Они не пользовались громкой связью, но то ли пушки у них ассоциировались с военными действиями, то ли физиономии наши не понравились, только почему-то произвольно решили, что мы им наверняка не друзья, и подготовились к ответным действиям. Я приказал идти на сближение. Дистанция между нашими судами стала сокращаться. Мы хранили спокойствие, а люди на борту торгового корабля заволновались.

— Что за произвол? — крикнул желчный офицер с капитанского мостика и руками с флажками, выхваченными у сигнальщика, чего-то в воздухе зарисовал, комментируя флажковое послание словесным: — Стойте, мать вашу! Уведомите о планах, мать вашу! У нас на борту, мать вашу, унгьян!

Какой-то взволнованный был офицер. Руку к боку все время прикладывал. Может, страдал гепатитом? Лицо желтое, с зеленцой, вроде африканского лайма.

Его волнение страшно усугубилось, когда он увидел, что на «Софале» никто не хватает флажков, на письма не отвечают — мне не понравилась грубость, касавшаяся нашей мамы, и я дал приказ изображать глухих и косоглазых: ну вот не видим мы, чего они машут, и оглохли совсем.

Дистанция же между кораблями продолжала сокращаться. Взволнованно жестикулируя, запутавшись и во флажках, и в ругани, и в сновавших у него под ногами артиллеристах, капитан что-то сказал толстяку, стоявшему рядом, а потом пронзительно закричал:

— Стойте, мать вашу! Иначе за это ответите!

Но слепой и тугоухий «Софал», разгребая волну, упорно продвигался вперед.

— Остановитесь, …ть …ашу или я …ою …нь! — закричал капитан уже в истерике.

«Чего он откроет?» — спросил я у своего сигнальщика, приложив ладонь к уху рупором. Ну совершенно выдохся на производстве, ничего не понимал по-нашему, по-амториански. Сигнальщик тоже поглядел недоуменно: видать, и он выдохся.

Поэтому я вместо ответа велел поднять все пушки вдоль правого борта и подготовить их к бою. Теперь мы были оформлены с обоих бортов, залюбуешься. Капитан не посмел бы открыть огонь — одним нашим залпом мы могли бы пустить их ко дну. Вот этого они не хотели. И мы, кстати, тоже.

— Что вам нужно от нас? — вопил истеричный печеночник. — Что ну-ужно?

— Нам нужно высадиться на ваше судно, — отвечал я немного опечаленно — как бы проанализировали все варианты, и этот оказался наиболее приемлем, нам жалко их, конечно, да делать нечего. — Если позволите, без крови.

— Это революция! Бунт! — завопил на второй голос, терцией выше, толстяк, стоявший рядом с капитаном. — Приказываю вам отойти на двадцать шагов! И оставить нас в покое. Я — унгьян Муско! Я великий Муско! И у меня плохо с нервами! Любому спину сгрызу, и никто ничего не скажет! Все знают, как я спины грызу! Знают: я великий Муско и у меня плохо с нервами!.. — потом он заголосил истошно, обращаясь к солдатам на главной палубе: — Не пускайте их! Убивайте каждого, кто посмеет ступить на борт! Моя жизнь неприкосновенна! Любого класть ради нее!

XIII. Беда

Пока этот шизик и спиногрыз, великий унгьян Муско, катался колобком по палубе, взывая к солдатам, капитан его корабля резко дал право руля и скомандовал «полный вперед». Корабль сделал крутой разворот вправо и рванул вперед в надежде оторваться. Мы, конечно, могли бы его потопить, но его груз на дне океана не представлял для нас никакого интереса. Поэтому я приказал горнисту, стоявшему рядом, дать ду-ду тоже, оформил «полный вперед», и погоня началась.

На корме нашей жертвы можно было прочитать его имя — «Ян». Он оказался намного быстроходнее, чем говорил мне Кирон. Но «Софал» все равно превосходил его в скорости, и скоро всем стало ясно, что им от нас не уйти. Мы медленно сокращали дистанцию, образовавшуюся во время неожиданного рывка беглеца. Медленно, но верно мы подгребали.

Тогда капитан «Яна» предпринял то, что и я бы сделал на его месте. Оставив «Софал» точно за кормой, он что было сил открыл огонь по нашему судну. Палил из кормовых пушек. Маневр был тактически безупречен, так как сводил к минимуму количество пушек, которое мы могли бы задействовать, не меняя курса. Это давало им надежду на успех.