Что-то жуткое бывает в звуке, который издает при стрельбе амторианская тяжелая пушка. Тогда я услышал ее впервые. Не было ни дыма, ни огня — только громкий гул частой канонады, больше напоминающий звук пулемета. Сначала не было заметно никакого результата, потом отлетел кусок правого борта, и двое наших людей синхронно упали на палубу.
Тэк-с. Ладно, сынок. Я подал знак — и к жизни, с горячим ответным приветом, пробудилась наша носовая пушка. Мы двигались за «Яном» в турбулентном кильватерном потоке. Это затрудняло прицельную стрельбу. Оба судна неслись вперед, как две обезумевшие касатки, выплескивая море из берегов. От «Софала» далеко во все стороны разлетались белые брызги и рваная пена. Вода за кормой «Яна» бурлила, а волнение на море создавало бортовую качку. Кровь в жилах кипела от азарта, вызванного погоней и предстоящим представлением. И над всем этим разносился зловещий гул тяжелой артиллерии.
Я побежал к носовому орудию, чтобы откорректировать его стрельбу, и через минуту мы с удовлетворением заметили, как люди орудийного расчета на «Яне» под метким огнем нашей пушки один за другим шлепаются на палубу. Ух, западали, яблочки печеные! Где же, где наш друг Муско, кому сейчас спину грызет?
«Софал» упорно приближался к «Яну».
Мы сосредоточили огонь на башенном орудии неприятеля и на самой башне. Унгьян-психопат давно уже скрылся из виду — видимо, нашел себе убежище где-то подальше от открытой палубы. На башенном мостике, где он только что катался вокруг капитана, оставалось только два живых человека. Они теперь составляли весь орудийный расчет башенной пушки, которая продолжала доставлять нам массу хлопот.
Я никак не мог взять в толк, почему и наши, и вражеские пушки оказались так малоэффективны. Если Т-излучение обладает огромной разрушительной силой, то почему же тогда наши корабли все еще на плаву? Нет, почему мы на плаву — это было понятно: потому что я так решил. Но вот почему «Ян» не потоплен? Позже мне объяснили, что все основные части кораблей защищены тонкой броней из того же металла, что идет на изготовление тяжелых орудий. Этот металл является единственным веществом, непроницаемым для Т-излучения. Если бы не он, наши пушки уже давно бы вывели «Ян» из строя, прошили башню противника, уничтожили всех людей за пультом управления и разрушили сам пульт. Но для этого надо было еще свалить защитную броню башни. В конце концов мы заставили замолчать и второе орудие.
Теперь, если бы мы догнали «Ян» и пошли с ним вровень, то подставили бы себя под огонь его пушек и на главной палубе, и в передней части башни. Уже имелись потери, а их стало бы еще больше, окажись мы в пределах досягаемости этих пушек. Но у нас выбора не оставалось. Можно было прекратить погоню, но об этом даже думать не хотелось. Прекращать погоню? Как это — прекращать погоню? Вредно для здоровья. Не такие мы, знаете, флибустьеры, чтобы вот так это брать и что-нибудь прекращать на середине.
Я отдал команду подойти к противнику с левого борта и направил огонь носовой пушки по его бортовым. Дальше — больше. По мере нашего продвижения вперед мы выводили из строя одну пушку за другой, легко и красиво. Своим орудиям по правому борту я тоже приказал открыть стрельбу, как только «Ян» попадет в зону обстрела. Так, непрерывно поливая злополучный корабль питательным для дела войны излучением, нагнали его и пошли на сближение.
Мы пострадали немного, но наши потери были ничем по сравнению с потерями противника. А палубы «Яна» были усеяны телами убитых и раненых. Положение его стало безнадежным, и капитан тоже, видимо, понял это. Он сообщил о сдаче посудины и заглушил двигатели. Через пару минут мы встали бок о бок, и наша абордажная бригада высадилась на палубу «Яна».
Мы с Камлотом стояли и наблюдали, как Кирон руководил передачей из рук в руки нашего приза и поисками пленников, которых надо было доставить на «Софал», и вообще осматривался в новых владениях, вроде монаршего регента. Я размышлял, признали ли меня наши люди своим предводителем. Ведь ощущение свободы от беспрерывных угроз со стороны тиранов было для них так ново, что могли произойти всякого рода эксцессы. Я этого очень боялся, так как обещал наказывать провинившихся в назидание другим. К счастью, этого не произошло. Большая их часть рассеялась по палубе под руководством гиганта Зога, а Кирон с небольшим отрядом отправился на верхнюю палубу в поисках капитана и унгьяна.
Прошло около пяти минут, и я снова увидел своего помощника, выходящего с двумя пленниками из кормовой башни «Яна». Он вел их вниз по трапу, потом по главной палубе, а вся моя команда молча наблюдала за этой процессией. Ни у кого, кажется, не появилось никакой вредной мысли. Все выглядело очень благородно. Побежденный уходил, победитель оставался. Ни алчности, ни корысти, ни жажды крови, ни ярости — ничего.
Камлот вздохнул с облегчением, когда оба пленника перебрались к нам через перила «Софала».
— Думаю, наши жизни висели на волоске так же, как и их, — произнес он.