Пирог из горького миндаля

Лелик, окаменев, смотрел на существо, которое еще час назад было воплощением красоты. Оно жило, пело, оно было каплей прекрасного мира, и мир отражался в нем.

– Как? – одними губами шепнул Лелик.

Пашка по-своему понял его.

– Да из рогатки. Делов то!

Мальчик перевел взгляд с жалкого окоченевшего тельца на скуластое лицо, расплывшееся в довольной ухмылке.

Когда наверху загрохотало, Раиса вздрогнула и обратила взор к потолку. Опять Прохор что-то затеял?

Пару секунд было тихо. А затем донесся крик, полный боли, и снова что-то громыхнуло, ударилось, закричало и полетело в тартарары.

Когда Раиса подбежала к дверям, там уже толпились остальные.

– Ох ты ж господи! – охала Люда, прижав ладонь к губам. – Мальчики! Алешенька!

Перепуганная Рая заглянула внутрь. Паша сидел у стены, вытирая кровь с перепачканного лица. Вырывающегося Лелика с белыми от ярости глазами едва удерживал отец.

– Да я что… – бормотал ошарашенный Пашка. – Я ничего! Я как лучше хотел!

Лелик ничего не отвечал, но выдирался с такой отчаянной силой, что, казалось, вот-вот вырвет себе руки.

– Ты его избил? – хмуро обратилась Женька к Паше.

– Я его пальцем не тронул! Только птичку ему принес. А он как кинется!

– Да угомонись ты! – рявкнул на сына Юра.

– Как будто взбесился!

– Лелик! Что с тобой?

Юра, кажется, едва удерживался от оплеухи. Он не понимал, что нашло на его тихого болезненного сына, и даже испугался силе этой ярости, непонятно откуда взявшейся в тщедушном тельце.

– Держи его, Юрочка! – кудахтала Люда. – Надо успокоительное! Принесите кто-нибудь валерьянку!

Из угла поднялась маленькая фигурка. Раиса только сейчас заметила Тишку, все это время что-то рассматривавшую на полу.

– Ты ее убил!

Звонкий голос прозвучал как пощечина. Все замолчали.

– Чего? – изумился Пашка.

– Ты убил птицу!

– Ну да… Он же сам сказал утром, что не может ее зарисовать, потому что она далеко! Вот я и постарался…

– Ах вот в чем дело! – Юрий наконец все понял и испытал облегчение. – Паша, ты принес ему птицу, чтобы он мог ее нарисовать с натуры! Да хватит дергаться! – это уже Лелику.

Пашка почти испуганно посмотрел на окровавленную ладонь.

– Рогатку сделал… – бормотал он. – Выслеживал ее. Как лучше хотел, честное слово! А чего случилось-то? Леш, за что ты меня?

Всем стало неловко. Этот большой побитый парень поскуливал, как собака, и был так явно расстроен и испуган происходящим, что молчаливо рвущийся к нему Лелик казался воплощением беспричинной злобы.

– Правда, нехорошо вышло, – подала голос Женька.

– Я как лучше хотел… помириться думал…

– Врешь! – выкрикнула Тишка. – Ты это нарочно!

– Чего-о?!

Девочка сжала кулаки и шагнула к Пашке:

– Нарочно! Эта птичка не нужна была ему мертвая! Он их любит!

Лелик внезапно перестал вырываться.

– Ты знал, что так все получится! – наступала Тишка. Кажется, она сама готова была вот-вот броситься на сына Тамары и Вениамина. – Ты все продумал!

Люда всплеснула руками:

– Яна, Яночка! Да что ж ты такое сочинила!

Пашка обвел всех ошарашенным взглядом.

– Я чего… я извиниться! – бессвязно заговорил он. – Лелик вчера мне велел, чтобы я больше с вами не общался, дядя Юра. Вот я и пришел… прощения попросил!

– Что он тебе велел? – недоверчиво переспросил Юра.

– Ну, это… Я думал, вы знаете. Думал, вы его сами об этом попросили.

– Я попросил?! Лелик, это правда?

Мальчик молчал, закусив губу.

– Лелик! Говори!

Пашка вскочил.

– Ты же сама все слышала! – воззвал он к Тишке.

Взгляды взрослых обратились к девочке.

– Это так? – тихо спросил Юра. – Мой сын потребовал, чтобы Паша со мной не разговаривал? Яна, отвечай!

Тишка беспомощно посмотрела на Лелика. Тот молчал и глядел себе под ноги.

– Да, – шепнула она. – Но все было совсем по-другому!

Юра выпустил руки сына. Секунду всем казалось, что он отшвырнет его. Но Юрий только отряхнул ладони.

– Не ожидал от тебя, – брезгливо сказал он. – Это низость, Алексей.

И вышел.

Остальные понемногу потянулись за ним. Поняв, что развлечений больше не будет, ускользнула Женька. Люда ушла, охая и причитая. Раиса увела Пашку промывать разбитое лицо. Тишка с Леликом остались одни.

– Иди, – попросил мальчик.

– Ну уж нет!

– Иди, – повторил он. Поднял мертвую малиновку, держа ее бережно, как хрустальную. – Я сам справлюсь. Правда.

Тишка чуть не задохнулась.

– Этот урод тебя обвинил! Выставил каким-то мерзавцем… Несправедливо! Я поговорю с твоим отцом! Я ему все объясню… расскажу…

– Ничего ты ему не объяснишь, – устало сказал Лелик. – У него каменная голова. Там все мысли выбиты долотом. Ступай, Тиша. Мне надо птичку похоронить.

От взрослой обреченности в его голосе Тишка ощутила себя жалкой, беспомощной и глупой. Она молча дотронулась до его плеча, повернулась и быстро вышла.

Вечером в комнату Лелика заглянул отец.

Мальчика не было. На столе лежал открытый альбом. Юрий подошел, склонился над рисунком, рассматривая его с недоверием, почти испугом.

Посреди листа с необычайной тщательностью была нарисована мертвая малиновка.

2

С утра Татьяна поссорилась с Раисой.

Повод был пустяковый. Но все в доме были так напряжены, как будто это на их крыльце нашли труп.