Пирог из горького миндаля

Пока Сергей допивал свой чай, парень, похожий на ботаника, поднялся на второй этаж, стараясь издавать как можно меньше шума. Он дошел до комнаты, где Вероника рылась в вещах Раисы и кивнул, словно убедившись в справедливости своих предположений.

«Я знаю, зачем сюда приехала одна сестра. Но что здесь нужно второй?»

Женьку Лелик нашел в библиотеке. Последние два дня она отчего-то с ним не разговаривала.

– У нас еще один гость, – предупредил Лелик.

«Тоже не тот, за кого себя выдает».

Женька новости не обрадовалась.

– Надолго он здесь?

– Не знаю.

Она хмуро постучала пальцами по подоконнику. «Мы тебе мешаем, – подумал Лелик. – Все, кто сейчас обитает в доме. Новый человек – новая помеха».

– Как ни зайду, ты все время в библиотеке, – задумчиво сказал он. – Почему? Книг ты не любишь.

Женька ответила не сразу.

– Понимаешь, я часто здесь бывала. Дед в основном сидел наверху, бабка – ну, ты сам знаешь. Здесь можно было спрятаться от всех.

– И от Пашки?

– Этот хорек всегда умел меня выследить, – фыркнула Женька. – Но он думал, что я читаю. А я просто валялась на подоконнике и смотрела на улицу. Наблюдала за мамашей.

Лелик покосился в окно. Оно выходило в узкий, заросший крапивой проход между их и соседским заборами.

– Какой мамашей, Жень?

– Своей собственной. Шныряющей туда-сюда.

– Как это – шныряющей? – непонимающе переспросил Лелик. – Зачем?

Ему представилась тяжеловесная Людмила, бегающая кроссы вдоль забора.

– До Изольды и обратно.

Он взглянул на Женьку, подозревая, что его разыгрывают.

– Чего уставился? – холодно, но без враждебности осведомилась она, не поворачивая головы. – Мать моя бывала у Изольды по два раза в неделю, не меньше. И никому об этом ни словом не обмолвилась.

Савельев молча переваривал эту новость.

– Понимаешь, что это значит? Что ей, глупой корове, Изольда открыла двери. А мне – нет!

– Твоя мать не глупая корова.

Женька отмахнулась.

– Она самая! Чем она могла так заинтересовать старуху, объясни мне! Можешь? Вот то-то же. И я не могу.

– А спросить не пробовала?

– Бесполезно. Из нее ничего не выжмешь, если она сама не захочет рассказать.

2

За несколько дней проживания в Литвиновке Илюшин отпустил щетину и приспособился носить толстые шерстяные свитера с горлом.

– Ты похож на неудачную заготовку Хэмингуэя, – констатировал Сергей, войдя в комнату. – Скоро совсем опростишься. Начнешь сморкаться в два пальца, драться с соседями и запивать водку самогоном.

– Звучит заманчиво! – Макар поднял воротник свитера до самого подбородка и отсел от окна, в которое колотился набирающий силу ветер. – Ладно, ближе к делу.

Бабкин расположился за столом и открыл блокнот.

– С кого начинать?

– Давай с деда.

– Савельев Прохор Петрович, – зачитал Сергей. – Погоняло – Тульский Зодчий. Год рождения – тысяча девятьсот тридцать пятый. Профессия – писатель. Это все ты и без меня знаешь.

– Писатель-почвенник, – уточнил Макар. – И не погоняло, а творческий псевдоним. Кстати, почему Тульский?

– Потому что родился в Туле. Молодец мужик, выжал из этого непримечательного факта все, что только можно. Хотя с двадцати лет жил в Москве, а в конце девяностых прочно обосновался в Литвиновке. Ты читал его прозу?

– Не осилил. Пробовал, но не смог. Все мой хороший литературный вкус, черт бы его побрал.

– Графомания?

Макар скорчил сложную физиономию.

– Видишь ли, Савельев – чистой воды конъюнктурщик. Он всегда знал, о чем нужно писать. Родные просторы, морщинистые лица стариков, озимые… В общем, восходы с закатами и прочее полесье. Подсолнухи колосятся, родники бьют из сердца матушки-земли… Все по Ильфу и Петрову: рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучики по белу светушку. При этом я не сказал бы, что Савельев – полная бездарность. Вовсе нет. И это самое печальное.

– Почему?

Макар ненадолго задумался.

– Есть писатели-предприниматели. Они, собственно, и не писатели в классическом смысле слова. Это люди, которые понимают, как с помощью букв можно заработать. И зарабатывают! Они энергичны, находчивы, могут обладать большим обаянием, которое тоже, между прочим, успешно конвертируют в гонорар. Много выступают и вообще стараются торговать лицом. Понимают: чем больше светишься, тем выше продажи. У них чутье на востребованные темы и запросы общества. Скажем, богатая почва для них – патриотизм. Или наоборот: трагические песни о деградации нынешнего общества. Для них, в принципе, нет никакой разницы, о чем писать, но один раз оседлав лошадь, перепрыгивать на другую не слишком удобно, да и читатель может попасться памятливый. Талант у них один, и к литературе он не имеет отношения. Зато бизнесмены они отличные.

– Хочешь сказать, Савельев не из их числа?