Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

До вечера она ни разу не поднимает на меня руку. А я жду удара, да только не такого. Я к нему готова.

Когда Кася на третьем году сказала нам, что судьба не просто так свела вместе необычных девушек, мои сестры восприняли это как игру. Одна я услышала – Монюшко говорила чистую правду: «Вы будете заклинать дождь и ветер, и лесное зверье будет говорить вам о будущем. Вам будут известны все тайны этого мира».

Но сорочьи зоркие глаза и слух оленя, а главное, звериное, безошибочное чутье на беду – все уже было во мне. Только я не находила этому названия, а Кася подарила его мне. Всем нам.

Едва начинает смеркаться, старуха подкрадывается ко мне с разговором:

– А сколько лет‑то тебе, девонька?

Ни разу ведьма не называла меня по имени, точно утку, которую готовилась зарезать.

– Семнадцать, – подыгрываю я ей. Гляжу доверчиво, исподлобья.

– Семна-адцать, – тянет старуха, пробуя слово на вкус, перекатывая его беззубым ртом. – Невеста уже.

– Куда мне…

В ее глазах я вижу жалость, но слишком поздно.

– Ты посиди со мной сегодня маленько. Уважь бабку.

– Посидеть?

– Посиди-посиди. Я тебе вот… наливочку попробовать дам. Сладкую, малиновую.

– Ой, бабушка, – кривляюсь, – не пью я, непривычная!

– Да ты не бойся, она слабенькая совсем, детям давать можно!

Поломавшись для вида, соглашаюсь.

Передо мной возникает рюмка. Наливка в ней алая и густая, как кровь. Касаюсь ее губами и погружаюсь в аромат леса, пьяного полуденным жаром.

Каждый разумный человек знает: если ведьма подносит тебе чарку – вылей.

Проходит час и другой. Малиновая наливка заканчивается, приходит черед яблочной. Питье пахнет памятью и грустью. Мой подол набряк и сиропно липнет к ногам, но надо ждать, и я жду.

Старухе уже невмоготу, и она, неловко крякнув, достает бутыль со своим любимым самогоном.

– А ты крепкой оказалась… – лепечет она, покачивая тяжелой головой, как тряпичная кукла. – Или наврала мне с три короба, стерва…

– Ни словом, бабушка, – отзываюсь я уже в который раз, и теперь мой черед подливать ей.

Проходит совсем немного времени, и ведьма уже спит, привычно умостив голову на сложенных руках.

Мужчины могут прийти за мной в любой момент, так что я спешу. Достаю из старухиного сундука какую‑ то одежду и свое залатанное школьное пальто. Пока поправляю тюфяк, что‑то змеей скользит по моей руке, и я в страхе отдергиваю руку. Но тут же понимаю – это веревка. Она собиралась меня связать.

Ярость вспыхивает с новой силой. Я бросаю залитое сладким зельем тряпье в печь, отираюсь столовой тряпкой и не глядя натягиваю все чистое, хоть и ветхое. За открыткой с Мадонной безошибочно нашариваю деревянную шкатулку с деньгами и высыпаю их в карман пальто. Беру со скамьи сонную кошку и вышвыриваю ту из дому. Она мяучит и воет, но пьяная ведьма даже не шевелится.

Затем задвигаю заслонку чадящей печи, выхожу вон и впервые запираю дверь снаружи на замок.

Главное правило сказок – за все платить равную цену. За зло тоже.

Через час с небольшим я буду уже у железной дороги. Куда‑нибудь она меня да выведет.

Тетрадь в сиреневой обложке I

15 октября 1907 г.

Здраствуй, дорогой задушевный друг! Уверена, что ты станешь мне самым блиским другом и слушателем, ведь иначе и быть не может!

Севодня матушка вручила мне тебя в падарок на день моих одинадцатых именин! Я была вне себя от счастья. Мечта любой девушки (а матушка сказала, что с этого дня я считаюсь уже девушкой!) личный дневник в нежно сиреневой сафьяновой обложке. Матушка сказала што цвет называеца «лаванда», но мне кажится, он совсем не похож на мыло, а самый красивый и благародный.

Матушка севодня в добром здравии, и я этому очинь рада!

Тебе я буду поверять свои мысли и рассказывать все, что со мной праисходит.

Второй падарок я получила от батюшки – это настоящий письменный прибор из чернильницы с крышечкой в виде маленького ангела и ручки с позолоченным пером. Прелисть!

Падарок брата мне тоже понравелся, он совершенно в его духе. Это инциклопедия «Бабочки мира» с цветными картинкам.

Не могу дождаться вечера!!!

* * *