Писать как Толстой. Техники, приемы и уловки великих писателей

Едва ли писательница могла более явственно передать сексуальное возбуждение и неудовлетворенность своего героя, поэтому неудивительно, что современники считали романы Шарлотты Бронте аморальными. Напротив, роман ее сестры Эмили «Грозовой перевал» переполнен сексуальными образами, но в нем нет ни намека на то, что его многострадальные герои хоть раз дошли до дела. Шарлотта в раздражении назвала чувства Хитклиффа к Кэтрин Эрншо «извращенной страстью и страстным извращением».

По другую сторону Ла-Манша происходили примерно такие же столкновения мнений. Когда в 1856 г. «Госпожа Бовари» была опубликована частями в нескольких выпусках журнала Revue de Paris, правительство возбудило против Флобера и его издателя дело по обвинению в аморальности, но вскоре обоих оправдали. Шестью годами позже были опубликованы «Отверженные», но там, когда герой и героиня направляются в спальню, мы читаем: «Здесь мы остановимся. У порога брачной ночи стоит ангел; он улыбается, приложив палец к губам»

[134]. Дальше нам пройти не дозволено — хотя Виктор Гюго, вероятно, был прекрасно осведомлен о другом значении «губ».

Джордж Элиот никак не назовешь автором, способным на непристойные шутки или сексуальную игривость, но она была твердо намерена отразить в своих произведениях и эту сторону жизни своих героев. В ключевой момент романа «Мидлмарч» (1870) Уилл Ладислав, влюбленный в Доротею, встает со стула, и его лицо и шею заливает краска отчаянной злости — эту сцену один литературный критик определил как «момент, когда викторианский роман ближе всего подошел к описанию эрекции».

Но если тут Элиот все же была очень неоднозначна, то в «Мельницу на Флоссе» (1860) она включила эпизод едва ли не провокационной степени откровенности:

«Произнеся все это, миссис Талливер вытащила из кармана блестящую связку ключей и, выбрав из них один, стала поглаживать его двумя пальцами, с безмятежной улыбкой глядя на яркий огонь. Будь мистер Талливер ревнивым супругом, он мог бы заподозрить, что она вынула ключи, дабы помочь своему воображению представить ту минуту, когда он даст ей основание пустить наконец в ход голландские простыни»[135].

Ее примеру последовали и другие. На протяжении всей своей жизни Томас Гарди воевал с поборниками целомудрия, и его первые произведения, опубликованные им анонимно, приписывались Джордж Элиот. Перед тем как роман Гарди «Вдали от обезумевшей толпы» был опубликован в 1874 г., его редактор Лесли Стивен изъял и переписал несколько эпизодов, позднее объяснив недоумевающему автору, что соблазнение служанки надо подавать в «осторожной манере», но признав, что этим поступком проявил «чрезвычайное ханжество, за которое мне стыдно».

Будучи реалистом, Гарди придерживался мнения, что искусство должно отображать и толковать реальные жизненные ситуации, и то и дело страдал от редакторской цензуры — эта борьба не прекращалась вплоть до публикации «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». Как и в случае с предыдущими работами — «романами характеров и среды», как он их называл, — первым делом Гарди предложил известным журналам опубликовать его сочинение частями в нескольких выпусках, заведомо полностью уверенный в отказе. Действительно, и Murray’s Magazine, и Macmillan’s отвергли рукопись на основании «неподобающей откровенности» и «чрезмерной детальности». Гарди тут же вырезал или сократил несколько глав, и роман был принят журналом The Graphic

— при этом соблазнение Тэсс было заменено фиктивным браком. Однако The Graphic, не оправдав свое название[136], отказался публиковать главу, где описано крещение незаконнорожденного ребенка Тэсс, а также возразил против эпизода, когда Энджел Клэр переносит Тэсс и трех других доярок на руках через залитую водой дорогу. Редактор журнала предположил, что сцена была бы пристойнее, если бы Энджел перевез женщин в тачке, и в таком варианте она и была опубликована — хотя еще вопрос, что эротичнее. Тем не менее на то, первое, издание поступила лишь одна жалоба — ее автором был отец нескольких дочерей, который посчитал неприличным упоминание испачканного кровью потолка. Гарди так и не понял, что в этом такого. В то же время он анонимно опубликовал в других журналах два больших изъятых отрывка.