Пища богов

- Мы должны расстаться?

Он задыхался.

- Нет, - ответила она. - Почему? Что с тобой?

- Но если мы не расстаемся... Тогда пора!

- О чем ты говоришь?

- Я не хочу с тобой расставаться, - сказал он. - Только... - Он оборвал себя и спросил в упор: - Ты от меня не уйдешь?

Она смело встретила его взгляд.

- Что случилось? - настойчиво спросила она.

- Даже на время?..

- На какое время?

- Может быть, на годы.

- Расстаться? Ни за что!

- А ты подумала, чем это грозит?

- Я с тобой не расстанусь. - Она взяла его за руку. - Даже под страхом смерти я не отпущу тебя.

- Даже под страхом смерти, - повторил он и крепко сжал ее пальцы.

Он огляделся вокруг, словно боялся, что маленькие преследователи уже рядом.

- Может быть, это и смерть, - услыхала она. И попросила:

- Скажи мне все.

- Они пытались не пустить меня к тебе.

- Как?

- Вышел я сегодня из лаборатории, - ты ведь знаешь, я делаю Пищу богов, а запасы ее хранятся у Коссаров. Смотрю - стоит полицейский, такой человечек весь в синем и в чистых белых перчатках. Он приказал мне остановиться. "Здесь хода нет!" - говорит. Что ж, нет так нет, я обошел лабораторию кругом и хотел идти другой дорогой, а там - еще полицейский: "Здесь хода нет!" А потом добавляет: "Все дороги закрыты!"

- И что же дальше?

- Я было заспорил. "Эти дороги общие для всех", - говорю.

"Именно, - отвечает, - а вы их портите". "Ладно, - говорю, - я пойду полем".

Тут из-за всех изгородей повыскакивали еще полицейские, а главный заявляет:

"Хода нет, это частные владения".

"Провались они, ваши общие и частные владения! - говорю. - Я иду к моей принцессе".

Наклонился, осторожно взял его - ох, как он кричал и брыкался! отставил в сторону и пошел дальше. Мигом все поле ожило, повсюду забегали эти людишки. Один скакал на лошади рядом со мной и на скаку читал что-то по бумажке, кричал изо всех силенок. Дочитал, пригнул голову и поскакал назад. Я так ничего и не разобрал. И вдруг слышу - позади залп из ружей.

- Из ружей?!

- Да, они стреляли по мне, как стреляют по крысам. Пули так и свистели, одна попала мне в ногу.

- И что же ты?

- Как видишь, пришел к тебе, а они где-то там бегут, кричат и стреляют... И теперь...

- Что теперь?

- Это только начало. Они непременно хотят нас разлучить. Они и сейчас гонятся за мной.

- Мы не расстанемся.

- Не расстанемся. Но тогда ты должна пойти со мной к нашим Братьям.

- Где это?

- Пойдем на восток. Они за мной гонятся вон оттуда, а мы пойдем в другую сторону. По той аллее. Я пойду первым, и если они устроили засаду...

Он шагнул вперед, но она схватила его за руку.

- Нет! - воскликнула она. - Я обниму тебя, и мы пойдем рядом. Ведь я из королевской семьи, может быть, я для них священна. Я обниму тебя - может быть, тогда они не посмеют стрелять. Господи, если бы мы могли обняться и улететь!..

Она стиснула руку Редвуда, обняла его за плечи и прижалась к нему.

- Может быть, тогда они не убьют тебя, - повторяла она, и в порыве страстной неясности он обнял ее и поцеловал в щеку. Мгновенье он не отпускал ее.

- Даже если это смерть, - прошептала принцесса.

Она обвила руками его шею и подняла к нему лицо.

- Поцелуй меня еще раз, любимый.

Он притянул ее к себе. Они молча поцеловались и еще минуту не могли оторваться друг от друга. Потом рука об руку двинулись в путь, и она старалась идти как можно ближе к нему; быть может, они доберутся до убежища, устроенного сыновьями Коссара, прежде чем их настигнет погоня...

Когда они быстрым шагом пересекали обширную часть парка, расположенную позади дворца, из-за деревьев галопом вылетел отряд всадников, тщетно пытавшихся поспеть за ними. А потом впереди показались дома, оттуда выбегали люди с винтовками. Редвуд хотел идти прямо на них и, если надо, прорваться силой, но она заставила его свернуть к югу.

Они поспешили прочь, и тут над самыми их головами просвистела пуля.

3. МОЛОДОЙ КЭДДЛС В ЛОНДОНЕ

Молодой Кэддлс даже не подозревал обо всех этих событиях, о новых законах, грозивших братству гигантов, да и о том, что где-то у него есть Братья, - и как раз в эти дни он решил покинуть известковый карьер и повидать свет. К этому его привели долгие невеселые раздумья. В Чизинг Айбрайте не было ответа на его вопросы; новый священник умом не блистал, он оказался еще ограниченнее прежнего, а Кэддлсу осточертело думать и гадать, почему его обрекли на такой бессмысленный труд.

"Почему я должен день за днем ломать известняк? - недоумевал он. Почему я не могу ходить, куда хочу? На свете столько чудес, а мне к ним и подойти нельзя. В чем я провинился, за что меня так наказали?"

И вот однажды он встал, разогнул спину и громко сказал:

- Хватит!

- Не желаю! - сказал он и, как умел, проклял свою каменоломню.

Но что слова! То, что было на душе, требовало дела. Он поднял наполовину загруженную вагонетку, швырнул на соседнюю и разбил вдребезги. Потом схватил целый состав пустых вагонеток и сильным толчком отправил под откос. Вдогонку запустил огромной глыбой известняка - она рассыпалась в пыль, - и, с маху наподдав ногой по рельсам, сорвал с десяток ярдов подъездного пути. Так началось уничтожение карьера.