Пищевая цепочка

— Моню связать. Пойми, мужик, это для твоего же блага, чтоб тебе не пришло в голову глупости делать. Так что подставляй лапы, так и тебе, и нам спокойней будет.

Будде и Толику пижон велел стеречь снаружи — мол, делитесь между собой, отсыпайтесь по очереди, как сами знаете, как хотите, но чтоб стерегли и назавтра чтоб оба были в форме. Завтра всё, может, и решится с заданием. Напоследок добавил: внутрь не суйтесь, не нужно. И погладил замотанный изолентой приклад «Винтореза».

Когда Будда с Толиком остались вдвоём у огня, толстяк заметил:

— Серж не дурак, просто слишком высокого мнения о себе.

— Это ты к чему?

— Не доверяет ни мне, ни тебе. Сейчас последний рывок остался, он не хочет слажать. Видишь, делал вид, что не смотрит, но твою беседу с мужиком всё же просёк.

— Думаешь, он понял, что я… — Будда поднёс толстый палец к губам — мол, говори потише, и сам очень тихо сказал:

— Ничего он не понял, иначе бы шлёпнул тебя, ни на секунду не задумавшись. Однако подозрения у него имеются. Это я к тому, что, когда решение будет принято, больше никаких колебаний ты себе позволять не имеешь права. Как решишь, так и поступай.

— Я уже решил, — глядя в потрескивающий костерок, буркнул Толик. — Ты со мной?

— Нет, я впереди тебя. В смысле, ложись спать, я первым покараулю. Часика через три-четыре разбужу.

— Три маловато, — вздохнул Толик.

— Я толстый, я больше устал, — с укоризной заметил Будда, — мне больше отдыхать надо!

И вот снова — на другого Толик за такие слова обиделся бы, но сердиться на этого толстяка у него никак не получалось. Уж такой Будда человек… С этой мыслью Толик и заснул. Снилась ему всякая дрянь — ухмыляющийся Серж, который превращался в крысу — ту самую, которую он, Толик, обнаружил в схроне, преследовал, но так и не подстрелил. Во сне он снова гонялся за крысой по подземелью, стрелял — и всякий раз мазал, а крыса-Серж то отбегала, то подпускала преследователя поближе, но в последний миг ускользала из-под выстрела, оборачивалась, скалила зубы и верещала: «Не поймаешь, не поймаешь, ещё не время!..» Толик злился, перезаряжал, стрелял, топал сапогами, опять злился и промахивался, а крыса пищала: «Ещё не время!.. Ещё не время!..»

Вдруг обернулась снова человеком — всё тем же мерзавцем Сержем и объявила: «Время». Потом Серж ухватил Толика за плечо, а Толик совал и совал патрон в казённик и, как это бывает в кошмарах, никак не мог зарядить. Он думал, что в большого Сержа он не промажет, однако проклятый патрон не становился на место, а Серж тряс его за плечи сильней и сильней…

— …Время! — повторил Будда, тряся спящего Толика. — Вставай, соня. Я и так больше времени тебе дал. Четвёртый час уже, я тоже спать хочу.

Толик потянулся, потёр глаза и огляделся по сторонам. Над головой небо начало светлеть, наливаться серым. Будда в самом деле дал напарнику поспать, а теперь, не говоря больше ни слова, поплотнее запахнул куртку, привалился к бетонной стене и закрыл глаза. Минутой позже его дыхание сделалось размеренным и ровным. Он уже спал. Толик встал. Сырая ночная свежесть проникла под одежду, заставила зябко поёжиться. Он стал расхаживать по бетонной яме, чтобы согреться. Потом вскарабкался по стеллажам, оглядел ночной лес. Тихо здесь, спокойно. «Редко где в Зоне, — подумалось Толику, — встретишь ночью такую тишину».

* * *