Письма 1886-1917

В Вас родилась любовь к театру. Начните же приносить ему жертвы, так как служение искусству заключается в приношении ему бескорыстных жертв. Учитесь… Когда будете грамотным и развитым человеком, приходите ко мне, если и тогда моя работа будет Вам по душе. Вместе со мной и со всеми моими товарищами готовьтесь итти по тернистому, тяжелому и мучительному пути, забывая о славе и любя свое дело. Все это осуществимо, конечно, только в том случае, если у Вас есть талант… Но одного таланта мало, особенно в театре XX века – Ибсены в квадрате, по философскому и общественному значению, займут репертуар нового театра, а таковых авторов играть могут только культурные люди. Провинциальным оралам и кривлякам пришел конец, и скоро, бог даст, настанет время, когда законом не будут допускаться к служению на сцене безграмотные люди, об этом хлопочет теперь съезд артистов. Чтобы проверить мои слова, прочтите пьесы Ибсена "Строитель Сольнес", "Эдда Габлер" и сами решите, сколько Вам надо учиться еще, чтобы понимать этого мирового гения. Это только цветочки, а ягодки еще впереди. Итак: учитесь, и тогда я охотно беру Вас помощником; останетесь неучем – я буду считать Вас врагом сцены и направлять против Вас все стрелы.

Ваш доброжелатель К. Станиславский

Простите за плохое писание и за описки, нет времени перечитать. Пишу в антрактах спектакля.

110*. И. К. Алексееву

Март (до 23-го) 1901

Петербург

Милый мой, славный, ласковый и послушный сынишка

Игоречек!…

Ты сам маленький, поэтому и письмо тебе надо писать маленькое… Очень уж я соскучился в Петербурге. С каким удовольствием я бы посидел около твоей кроватки и рассказал бы тебе какой-нибудь анекдот. Жду не дождусь, когда мы вернемся в Москву. У вас гораздо лучше, чем в Петербурге, хотя здесь и улицы хорошие, и дома большие и богатые, и люди все одеты нарядно, но ты знаешь пословицу: не наряд красит человека, а человек красит наряд… Так и тут. Город-то хороший, а люди-то хоть и разодетые, да уж очень нехорошие… Вот, например, сейчас мимо нас по Невскому (это такая улица) пролетел гусар. Он весь в золоте, в соболе, усы кверху, борода книзу, красив, богат, а я его терпеть не могу, хоть и не знаю. Ты спросишь: почему я его не люблю? А потому что он ничего не делает, а целый день ест, пьет, курит хорошие сигары, катается по Невскому и больше ничего… Он красив только лицом, а душа у него некрасивая. В Москве же люди лучше, потому что у них красивая душа, а не только тело и платье. Помню, меня познакомили с одним господином, и меня чуть не стошнило, когда я посмотрел на его лицо. Такой урод, такой урод! Ужас!… Поговорил я с ним полчаса, и такие он мне хорошие вещи говорил, такие добрые, ласковые, умные. Посмотрел я ему в глаза, и они мне показались такими хорошими, добрыми, и я забыл скоро о том, что он такой некрасивый, и очень, очень его полюбил. Попробуй познакомься с петербургским гусаром. Он сразу тебе так понравится своей красотой, своим мундиром, а попробуй поговори с ним полчаса, он наговорит тебе таких глупостей, таких гадких вещей, что ты плюнешь и уйдешь от него и забудешь о его мундире и лице. Вот видишь теперь, почему мне хочется в Москву – потому что там люди хорошие и, главное, потому что там вы, мои дорогие детишки. Будь же и ты добрый и хороший, чтобы тебя все любили, как я тебя люблю. Поцелуй крепко-крепко Кирюлю. Спасибо ей за письмо, если она написала его по собственной охоте. Боюсь, что ее заставляли писать, так как уж очень хорошо письмо написано и без ошибок.

Поцелуй бабушку Лизу, бабушку Олю, mademoiselle, няню, Дуняшу, Полю, Лидию Егоровну, словом, всех и сам себя.

Твой папа

111*. В. В. Котляревской