Письма и дневники

1. Знаю, что имел успех и что роль идет хорошо.

2. Большой радости нет. Есть спокойствие. Вернулся хороший тон.

3. Хвалят – приятно, но и тут шипы. Стахович Михаил Александрович и Лучинин³⁷² хвалили меня так: «Вам за эту роль – низкий поклон». То есть другими словами: а за прежние – нет. Как ни глупо и ни странно, это меня смущало. Значит, за двадцать лет я ничего не сделал. Помнил, что Михаил Стахович не Алекс. Стахович, что в искусстве он ровно ничего не понимает, даже хуже, очень многое понимает по-старинному. Это крайний правый, а бездарность Лучинина стала даже поговоркой. И все-таки их колкости меня пугали. Какое малодушие.

Удивлен, что про некоторые роли (по-моему, совершенно неудачные) говорят серьезно.

По прочтении рецензий.

1. В одной плохонькой газете Качалова поставили впереди, меня вторым, и какая-то гадость в душе на минуту зашевелилась³⁷³.

2. Эфрос хвалит меня – никакого впечатления. Про Качалова пишет – он играл отлично (в смысле отличия, различия от других исполнителей). Друг подобрал для друга такое словечко, чтобы направить чувства публики в желаемую сторону³⁷⁴.

3. «Русские ведомости». Игнатов хвалит так, что лучше бы ругал. Не из злости, но для того, чтоб не потерять достоинства и справедливости. Качалова, который, по-моему, играет неудачно, – хвалит. Ни к чему говорит о декорациях. Традиция: говоря о Художественном театре, надо сказать об обстановке³⁷⁵

.

4. «Утро России». Южин приказал ругать, не то вечером достанется в «Литературном кружке». А очень ругать нельзя, так как публика будет в претензии. Вот и начинается. Поругаем, хоть и были аплодисменты, но… Хоть и было кое-что хорошо, но это-то хорошее как раз и не нужно для Островского³⁷⁶.

5. В «Раннем утре» хвалят меня и вторым номером – Германову³⁷⁷. Покорнейше благодарю. Значит, ничего не понимает.

О темпе говорит правду³⁷⁸. Старое – лучше нового Островского.

6. «Русское слово». Меня очень хвалят, как эпизодическую роль. С большой серьезной похвалой относятся к Качалову (а мы-то его так ругали). Германову – хвалят (а мы ничего не понимаем, что она играет, и боялись за нее, нещадно ругали).

Москвин весь на штучках и сам страшно недоволен собой, – хвалят. Бутову и Самарову, которые очень хороши, – хвалят очень (значит, понимают). Ракитина и Врасскую ругают (значит, понимают)³⁷⁹.

Ох, обаяние красоты Германовой и Качалова, – это все для большой публики.

7. В «Московских ведомостях» ругательное письмо Крапоткиной к Толстому с таким непониманием, с такими узкими взглядами³⁸⁰. Толстого ругают, да как! Как же не запутаться молодому ученику во всей этой неразберихе.

Многие критики пишут рецензии совсем не для того, чтобы разбирать пьесу и игру артиста, а для того, чтобы рекламировать себя или свой ум, начитанность, либерализм. Особенно любят кокетничать тонкостью своих чувств и мыслей.

Театральные критические статьи в весьма редких случаях преследуют цели чисто художественные в нашем искусстве. Лишь исключительные лица пишут свои статьи с целью помочь актерам, режиссеру или литератору своим художественным анализом пьесы и ее исполнения. Побуждения подавляющего большинства критиков иные.

Одни, их большинство, служат не театру и искусству, а обществу. Они берут из театра и нашего искусства только то, что интересно ежедневному массовому читателю, или то, что отражает в искусстве современную эпоху, современную жизнь, современного человека, его стремления, его идеалы и ошибки. Само искусство сцены их совершенно не интересует, и потому игра актера и талант литератора оценивается ими неправильно – с общественной, гражданской, этической, социальной, а не с художественной стороны.

Другие интересуются театром как материалом для беседы с читающей массой, как источником тем для своих фельетонов. Их искусство также не интересует, их больше притягивает афоризм, инцидент, случай на сцене или в частной жизни актера, дающий пищу для рецензентской заметки или для крупного фельетона, для показа остроумия или ума.

Третьи увлекаются бесконтрольной властью, безнаказанностью и бесцензурностью театрального критика и рецензента. Эти господа руководствуются в своих статьях тем, что поддерживают страх, внушенный ими актеру и театру. Их забавляет роль неограниченного судьи, безнаказанно карающего или милующего.